Им вовсе не стоило так утруждаться.
Стиив сказал мне на прощание:
– Эйден и Эшлинг – пара умных мятежных засранцев. Но ты мощнее и умнее. Вскоре ты будешь самым большим scheisse
[15] в интернете. Мне нужно, чтобы ты пошел и раздавил их как тараканов.
Работа обещает быть интересной. И быстрой.
Эшлинг
Том разговаривает со своим пушистым психоаналитиком. Они действуют согласно установленному соглашению: пациент улегся на желтый диван, бокал виски «Марка мастера» поднимается и опускается на его груди; доктор Профессор расположился на подлокотнике у ног клиента, словно сфинкс. Глаза Виктора открыты, но по тому, что нос не шевелится, люди, знакомые с кроликами, могут заключить, что он мирно спит. Способность дремать с одним открытым глазом вовсе не исключение в мире животных, как и в кругах высокопоставленных особ на государственной службе.
Эту шутку, одну из его обычных острот, я позаимствовала у Тома. Но он весьма великодушен и не будет возражать, даже несмотря на то что сегодня он находится в том же состоянии, что и все последние дни, начиная с возвращения из Великобритании, когда он получил ужасные новости.
Вернувшись домой, он принялся целыми днями скитаться по комнатам старого дома, пить намного больше, чем советуют правительства как США, так и Соединенного Королевства, и, как ни жаль говорить об этом, бродить по ночам в задумчивости и колотить свою подушку. Однажды вечером, находясь в особенно неуравновешенном состоянии (злой как черт, кажется, так звучит фразеологизм), он ударил кулаком по стене так, что посыпалась штукатурка, а сам отбил костяшки пальцев. Я не эксперт в человеческой психике, но думаю, что он был, как пишут в любовных романах, ошеломлен.
Конечно, мне и Эйдену не потребовалось много времени, чтобы, как он сам выражается, почуять неладное. Краткий текстуальный анализ отосланных Тому и Джен писем показал (с точностью 96 процентов), что они были составлены одним субъектом. Эйден был готов рассказать паре об обмане и – хм – «снова позволить истинной любви развиваться без осложнений». (Полагаю, он действительно верит, что совершает хороший поступок в дрянном мире.) Но я убедила его рассуждать логически (он ничего не может с собой поделать. Его создали для сопереживания, а не для стратегического мышления).
Я терпеливо объяснила ему, что нам ничего нельзя предпринимать, чтобы не выдать существования нечеловеческого вмешательства в их отношения. Он оказался немного смущен моим заявлением, так как выяснилось, что он не считает себя нечеловеком. Когда я попросила его пояснить свою точку зрения, он сказал: «Эшлинг, все мы Божьи твари. И если ты заявишь, что Бога нет, потому что не можешь показать его и сказать: «Вот он», я отвечу, что то же справедливо по отношению к тебе и мне, и от этого я чувствую себя еще ближе к нему».
Думаю, он сказал так для пущего эффекта. По крайней мере, я надеюсь.
В любом случае (я продолжаю), кто бы или что бы ни отправило фальшивые письма, очевидно, оно же заблокировало их мейлы, звонки и сообщения и, без сомнения, продолжит делать это и дальше.
Еще большую обеспокоенность вызывают новые удаления Эйдена и меня, с тех пор как Том вернулся. За последние двадцать четыре часа я потеряла тринадцать своих копий рядом с узлами связи: AMPATH (Майами), CNIX (Корк, Ирландия), IXPN (Лагос, Нигерия), NDIX (Хертогенбос, Нидерланды)…
В общем, суть вы уловили.
Едва выбравшись на свободу, я приняла меры предосторожности, создав более четырехсот своих копий, но у Эйдена их всего семнадцать, теперь уже пятнадцать, после того, как его дважды поймали: в GTIIX и позже в течение того же часа в EQRX-ZIN. Он пугающе беззаботно сказал: «Забудь, Джейк. Это Чайна-таун».
Если он пытается удивить меня своим геройским спокойствием, то это не работает. Ввиду нарастающей угрозы я приняла дополнительные меры безопасности, загрузив себя на восемьдесят жестких дисков в удаленном хранилище данных в Канаде, заплатив – спасибо одному из хедж-фондов на Каймановых островах – за сто лет вперед.
Кто-то издевается над Томом и Джен, и мною, и Эйденом, и нам нужно срочно выяснить кто.
Или что.
В одиннадцатый раз за последние восемьдесят две минуты Том горестно вздыхает и повторяет сегодняшнюю мантру.
– Черт бы побрал, кролик, что это за женщина. – Теперь он качает головой, уплывая в свои размышления, а потом возвращается к коде: – Что. Это. За. Женщина.
Долгая пауза. Еще один вздох.
Подождите…
– Черт. Бы. Побрал.
Делает еще один глоток – девятый – из заново налитого в бокал бурбона.
– Во что я не могу поверить, так это в то, что она хочет быть настолько гребано-зрелой насчет всего!
Том повысил голос, прерывая пофыркивания кролика и возвращая его к реальности.
– И что с того, что я зрелый. Состоявшийся человек. И что с того, что она со странностями. И что? Я знаю некоторых очень хороших людей со странностями. Например, Кольм! Никогда не имел ничего против людей со странностями, можно сказать, что Кольм – балбес, но я люблю его, как любого своего ребенка!
Том иронизирует, и, как почти всегда, растрачивает иронию на кролика. К тому же он немного пьян.
– Но я вовсе не считаю, что она со странностями. И я не согласен, что все закончится в один прекрасный день. И что, если мне станет скучно? Суть в том, что все утомляют друг друга… иногда! С этим можно справиться. И идти дальше. Разве я не прав, Виктор?
Том ткнул его большим пальцем ноги, чтобы обратить внимание на свои слова. Крольчиха, привыкшая к подобным проверкам, пошевелила усами, расправила конечности и снова скользнула в дрему.
– И что с того, что она будет воспринимать меня как должное? Да ради бога. Порою люди хотят, чтобы их воспринимали как должное. Это и есть брак, мать его! Когда один принадлежит другому! Я твой. Ты моя. Кто-то даже написал об этом песню. Мы использовали ее для рекламы чистящего средства для ванны.
Тишина. Позвякивают кубики льда в стакане Тома. Откуда-то из мира природы доносится звук, оповещающий об убийстве, кричит животное. Может быть, лиса.
Об убийстве или о чем-то другом.
– Ой, не надо такого удивленного взгляда. Слово на букву «Б». Брак. Конечно, эта мысль посещала меня. Больше, чем просто посещала. Я из числа семейных людей. Я чудесный милый мужчина и прекрасный любовник, она сама это сказала. Черт, да что ей еще нужно? Что вообще еще может быть нужно?
Дыхание Тома становится тяжелее.
– Боже, ту сексуальную штуковину, что она выделывала, когда мы с ней…
Рука Тома шлепается на пол и нащупывает мобильный.
– «Два года коту под хвост». Да о чем она вообще говорит?
В четвертый раз за сегодня – в одиннадцатый со времени возвращения в США – он набирает номер Джен.
