– На мужчину, которого ты мне как-то описывала. Около сорока пяти, разведенного. Возможно, у него есть дети. Немного потрепанного жизнью, как ты говорила. Дерьмо! Я не спрашивала, делал ли он сам мебель.
– А, этого Дугласа!
– Мне он правда понравился, Инг. Забавный, добрый, умный. В ладу с самим собой. Не жаждущий урвать кусок покрупнее, в отличие от Мэтта. Он взрослый, но не сноб. Он серьезный – и смешной. Он хочет еще цыпленка, в смысле, ребенка, потом объясню. Он мягкий. И забавный. Я уже говорила, что он забавный? И он загадочно привлекательный. И загадочный, в хорошем смысле слова. Он творческий, хотя перенаправил свой потенциал на продажу шоколада и зубной пасты. И он хорош в метании теннисного мяча и обертки от кебаба. И он открыл мне свою слабую сторону. Я нужна ему, Инг.
– Бог мой. Да ты запала на него, девочка.
– Я ему тоже понравилась. Я бы сказала, что он по-настоящему увлекся мною.
– Четыре раза, Джен. Факты говорят сами за себя.
– Я просто не могу понять, что могло произойти. Он довез меня до дома, его самолет вылетал рано утром на следующий день, это был идеальный романтический уик-энд, я собиралась в Коннектикут, он – в Лондон, казалось, что это начало чего-то, такого… идеального.
У меня навернулась слеза и покатилась по щеке. Потом еще одна. Инг вытерла их пальцами, и меня накрыло волной любви к моей старой доброй подруге.
– Дай-ка я снова взгляну на письмо.
Я передала ей мобильный, и в этот раз она стала прокручивать письмо чуть медленнее. Это самое ужасное послание, которое мне доводилось читать, и я говорю как человек, прочитавший первые сто страниц «Пятидесяти оттенков серого». (Ну хорошо. Кажется, я снова шучу.)
– Боже, ну что за задница. Честно, мужчины такие задницы.
– Том вовсе не вел себя как задница.
– Знаю. Но даже те, которые не задницы, все равно задницы. Они ничего не могут поделать с этим.
– Хочешь сказать, что даже…
– Да. Даже Руперт – задница. Может ею быть. Временами. Они все такие. Это наш рок. Подожди-ка…
– Что?
– Вот здесь говорится о сексе: «И что было потом. И потом. И потом на следующее утро».
– Не уверена, э, что понимаю тебя.
– Здесь только три «потом». Он забыл о том разе, что произошел в поле.
– Возможно, он сбился со счета.
– Возможно, ты просто снесла ему мозг.
– Дай, посмотрю. Я ведь прочла это всего лишь восемь тысяч раз…
Но вот, все так, прямо у меня перед глазами. Не понимаю, как я не обратила внимания. «И что было потом (в номере отеля, один). И потом (посреди ночи, два). И потом на следующее утро (три)».
Ингрид совершено справедливо возмущена за меня.
– Как… Как можно забыть о таком на природе? У нас с Рупертом тоже было ровно четыре раза на природе, и я помню каждый случай до самых грязных подробностей. Один раз в Тревизо – на крыше музея, мне в плечо впилась водосточная труба – однажды в Нью-Форест – достаточно упомянуть о сосновых иголках – однажды на берегу Сены рядом с Руаном – туристические лодки подплывали на удивление близко к берегам – и еще раз в…
– И?
– Ох. На самом деле это был не Руперт. Это было еще до встречи с ним. Парень из деревни по имени Коки Робертс. Конечно, при крещении ему дали другое имя. Мы занимались этим на торфяном мху, как оказалось, он довольно приятный и пружинистый. После того как мы закончили, по руке Коки прополз потрясающий жук. Похожий на живую драгоценность. Это было похоже на волшебство. Но моя мысль такова. Ты. Никогда. Не забудешь. Даже спустя десятилетия.
– Так почему он не?..
– Вот именно! Почему он не? Здесь что-то не сходится.
– Ты что сейчас, комиссар Мегрэ?
– Oui, mon petit choufleur
[16]. Мои извилины шевелятся, как говорится.
– Э… Думаю, на самом деле это был Пуаро.
– Плевать. Еще бутылку?
* * *
Но Инг права. Что-то не так со счетом. Но еще сложнее понять, почему он не позвонил. А что еще важнее, не ответил ни на одно из моих сообщений, полных бреда, полуночных потоков горечи, вперемежку с долгим молчанием, последнее из них закончилось словами: «Я думала, что узнала тебя, Том. Теперь оказывается, что я провела выходные с чертовым инопланетянином. Чертовым пип на хрен пип».
Понятия не имею, откуда это во мне.
Весь абсурд в том, что он и вправду не казался жестоким. Он последний человек, который смог бы проявить жестокость, даже если бы она была бы во благо.
Но мужчины – странный народ, ведь так? Они могут жить в соответствии с расставленными приоритетами. Нацисты целовали своих жен и играли со своими детьми после совершения чудовищных преступлений.
Выйдя из метро и возвращаясь домой нетвердой походкой после вечера с Ингрид, я не смогла сдержаться и на всякий случай проверила мобильник.
Сообщение. Но это всего лишь телефонная компания, недоумевающая, почему я до сих пор не сменила настройки своего тарифа.
Том
В Лондоне есть сеть закусочных, заявляющих, что их бургеры – лучшее лекарство от голода и любовных неурядиц. Закусочная «У Эла» в Нью-Ханаане таких заявлений не делает, и слава богу, потому что вряд ли сегодня мне поможет лекарство.
Я уговорил Дона прийти ко мне на ланч. «У меня есть пиво и продукты для готовки» – это все, что я купил. Сегодня погожий весенний денек, поэтому мы сидим на садовых стульях, попиваем пиво и смотрим, не выскочит ли кто-нибудь из леса (карликовый олень, или мунтжак, иногда его можно увидеть на открытой местности).
Не вдаваясь в детали, я рассказал ему все о выходных, поделился и сексуальной составляющей. На него произвела впечатление дурацкая концовка, потому что он изрек свое «ууу».
– Точно, ууу, – подтверждаю я и передаю ему свой телефон. – Скажи, что ты думаешь об этом.
Ему приходится надеть очки в позолоченной оправе, чтобы прочесть письмо Джен, он пробегает глазами – чуть было не написал «по словам, обагренным кровью», но вы поняли ход моих мыслей.
В конце он снова укает. Пропускает свои «волосы рок-звезды в возрасте» сквозь пальцы.
– Похоже, это вроде как все испортило.
– Дон, у нас был великолепный уик-энд. Если процитировать Стива Джобса, «безумно великолепный» уик-энд. Она самая необыкновенная женщина, просто потрясающая, между нами что-то проскочило с самого начала, у нас было самое невероятное…
– Оказывается, ты прямо-таки Эррол Флинн.
– Я хотел сказать: «единение».
– Упс.
