– Без сомнения, однажды ИИ решат проблему человеческих болезней. С осами, вероятно, дело обстоит сложнее. Но если коротко отвечать на твой вопрос, то потому что его никто не просил об этом. Если ты хочешь обсудить комедию, то он будет обсуждать комедию. Он сделает это лучше, дольше и изысканнее, чем любая другая машина.
– Но это он предложил.
– Точно?
– Я в этом уверена. Он предложил, чтобы мы посмотрели «В джазе только девушки». Это такое кино, Ральф. Он предложил, зная, что оно мне нравится, так как мы смотрели его раньше. Но посмотреть его в первый раз предложил он. Он практически эксперт в этом фильме.
– Правда?
– Он мог бы написать о нем докторскую диссертацию.
– Ну, на самом деле он бы не смог. Он бы не смог сформулировать новые идеи из существующего материала, то есть он бы не смог сформулировать собственное оригинальное мнение. Получилось бы просто перефразирование других работ. Изысканное, без сомнения весьма интересное перефразирование, но тем не менее перефразирование.
– Ральф, можешь перестать говорить «перефразирование»?
Он пожимает плечами.
– Выпьем по третьему бокалу?
Когда он спросил об этом, я внезапно поняла, что не думала о Томе и своей печальной судьбе с того момента, как появился парень в остроносых туфлях.
Никогда не соглашайтесь на третий бокал.
Предложение Ральфа (и мое согласие) стало той отправной точкой, с которой будущее разделилось, и мы пошли по пути, отмеченному как отстойный.
Ральф настаивает, чтобы для третьего бокала мы пошли в другой паб, почти уверена (хотя и не спрашиваю), в который он ходил с бедной погибшей Элейн. Мы нечаянно сталкиваемся с толпой шумной молодежи, и у меня все в животе переворачивается, когда я замечаю Мэтта.
Но это не Мэтт. Всего лишь его двойник, мужчина того же роста, телосложения и с похожей прической, излучающий ту же энергетику безразличия в сочетании с раздражением. Наверное, я задерживаю на нем взгляд, потому что он оборачивается, чтобы взглянуть на меня, и внутренности переворачиваются еще раз, когда он слегка изменяет положение тела, подавая знаки мужского сексуального интереса.
Я покупаю выпивку для себя и Ральфа, и мы втискиваемся с краю за неудобный столик, сделанный для людей меньшего размера, живших в предыдущие века. Нашим коленям приходится соприкасаться, хотя, если честно, на данном этапе меня это уже не волнует. Я довольствуюсь тем, что нахожусь в приятном шумном пабе, а не поедаю дома печенье, страдая из-за того, что случилось с Томом. Джонатан Франзен и «Игра престолов» подождут. В голову пришла цитата из интервью одному журналу культового хиппи-рок-легенды Капитана Бифхарта. В конце интервью журналист спрашивает: «Капитан, может быть, какое-нибудь послание для наших читателей?» «Да, – отвечает он. – Зачем вы читаете? Идите и развлекитесь где-нибудь».
Когда Ральф настаивает на том, что сам купит последний бокал, я сдаюсь, уступаю более сильной воле, чем моя. «Когда вы теряете последнюю надежду, – припоминаю я чьи-то слова, – вам становится намного лучше». Ральф стоит у бара до нелепости долго, он один из тех мечтателей, которые могут годами ждать своей очереди (неудивительно, что Мэтт был в этом превосходен, он гипнотизировал барменов своими адвокатскими повадками). Когда он наконец возвращается, все дело оказывается в его бумажнике, который лежит в рюкзаке, которого, в свою очередь, здесь нет.
– Он был у тебя, когда мы пришли? – спрашиваю я как у пятилетнего.
– Я не могу вспомнить, Джен.
– Может быть, ты оставил его в другом баре?
– Я не знаю.
Но нет, во «Фласке», куда мы возвращаемся, чтобы спросить, его тоже нет. Мы решаем, что скорее всего его стащил кто-то, когда Ральф делал заказ, но не заплатил за четвертую порцию выпивки. О случившемся сообщают представителю начальства гостиницы (молодому австралийцу), который записывает данные Ральфа и уверяет, что с ним обязательно свяжутся, если найдут рюкзак. «Не волнуйся, дружище», – говорит он. Должна ли я чувствовать себя виноватой за то, что не заметила, как стащили рюкзак Ральфа? Разве не должен взрослый мужчина сам следить за своими ценностями?
– Дело в том, Джен, что там были ключи и все остальное.
Перспектива оставшейся части вечера пронеслась перед глазами с тошнотворной неизбежностью.
* * *
– Ральф. Мы абсолютно точно не будем спать друг с другом. Это понятно?
– Абсолютно. На сто процентов. Сообщение получено и отмечено как важное.
Когда мы вернулись ко мне домой, Ральфу потребовалось немного времени и уединения, чтобы собраться с мыслями, заблокировать свои кредитки и поразмыслить над гребаной катастрофой, какой является его жизнь. Я готовлю нам по тарелке спагетти, размораживаю домашний соус болоньезе и подаю это довольно небрежно, потому что не хочу, чтобы он подумал, будто я богиня домашнего хозяйства.
Он сметает их с волчьим аппетитом, оставив пятно от кетчупа вокруг губ. Я передаю ему бумажное полотенце.
– Ты замечательно готовишь, – бормочет он.
Он выпивает еще немного «Пино Гриджио», которое я открыла, чтобы заглушить боль, его и свою.
– Спасибо, Ральф. Если тебе интересно, мы можем посмотреть «Оценщиков антиквариата».
Я не шучу. «Оценщики антиквариата» – превосходный портрет Британии, и некоторые вещи, принесенные людьми для оценки, очень красивые и интересные. Я поняла, что просмотр этой передачи спасает меня от отвратительных и утомительных мыслей.
Остаток вечера проходит довольно мирно, как, например, в больничной палате, где пациенты спокойно выздоравливают и никому не требуется неотложная помощь. После «Оценщиков антиквариата» начинается фильм о полицейских под прикрытием.
– Это со мной что-то не так или фильм ужасный? – спрашивает Ральф на середине картины.
– Фильм.
– Уфф!
Мы смотрим шоу, где показывают зрителей разных региональных и социально-экономических групп перед экраном телевизора, отпускающих забавные комментарии. Ральф никогда раньше не видел этой передачи.
– Это что, настоящее телешоу? – задает он довольно глупый, на мой взгляд, вопрос.
– А тебе не кажется, что обычные люди забавные?
– Но почему они согласились на то, чтобы их снимали?
– Хороший вопрос.
– А те два парня что, геи?
– Я тоже так подумала.
Я иду в душ, а вернувшись, вижу, что Ральф приглушил свет и приготовился ко сну на диване. Я бросила на него постельное белье.
– Спокойной ночи, Ральф. Мне жаль, что так получилось с твоим кошельком и ключами, и всем остальным.
– Ага, спокойной ночи, Джен. Спасибо тебе. Ну, ты понимаешь.
– Ага.
