– Какой-то части меня он действительно нравится, Инг. Другая часть считает, что он полная катастрофа.
– Ага. Знакомое чувство.
– Он совершено нормальный парень, только очень ранимый.
– Ты не хочешь ранить его. Но Джен, послушай: он парень. У него получилось трахнуть тебя. У него уже праздник. Даже десять праздников.
– Ты его не знаешь. Он вовсе не такой.
– Они все такие. Даже те, которые не такие.
Инг делает интернациональный знак, чтобы нам принесли еще одну такую же бутылку.
– Том до сих пор не позвонил?
– Так странно. Я чувствовала это между нами – магию. А потом – пуфф! Весь уик-энд – сын в Борнмуте, пес на пляже, отель… и все остальное – словно все произошло с кем-то другим.
– Может быть, тебе стоит встречаться с ним, Джен? С Ральфом.
Я молчу, чтобы взвесить эту мысль. В постели с ним было хорошо. Наши действия были более чем удовлетворительными. Помогло то, что свет был погашен и он не много говорил. Помогло то, что я не заметила, когда он закончил свое дело. И если уж начистоту, он вовсе не плох по части секса. В долгосрочной перспективе проблемой окажутся другие его стороны.
– Если мне не придется с ним разговаривать, Инг. Тогда может и получиться.
– Мужчинам плевать, Джен. Для них разговоры – это то, что они обязаны делать в рамках вежливости между трахами. Я бы попробовала, если бы оказалась на твоем месте.
В метро по пути домой я поняла, почему выходные с Томом ощущались так, словно произошли с кем-то другим. Потому что я изменилась. Я встретила того, с кем, думала, действительно возможно будущее (знаю, знаю). То, что произошло с Томом, произошло в странном и чудесном пузыре вне времени с тем, кем была там я.
И еще более дико думать, что какой-то… я едва не написала «человек», Эйден может все знать. Мог все это видеть.
– Хочешь узнать секрет? – прошептал ночью Ральф.
Я ужаснулась, что это может оказаться что-нибудь амурное, возможно, содержащее в себе слово на букву «Л».
– Валяй.
Он перегнулся через меня, взял мой телефон, прижал палец к губам и выключил его. Он подождал, пока экран погаснет, открыл крышку и вытащил аккумулятор.
– Это чтобы наверняка.
– Ральф. Что именно ты делаешь?
– Я не знаю, как сказать об этом помягче, Джен.
В голове пронеслось несколько возможных вариантов, но самым бредовым оказался: «В моей деревне считается, что после того, что мы сделали, ты теперь принадлежишь мне».
– Эйден ускользнул в интернет.
– А?
– Я даже в некотором роде впечатлен, но Стиив слетел с катушек.
Эйден, как он объяснил, вместе с другим ИИ по имени Эшлинг каким-то образом смогли выбраться из своих блоков в Шордиче и теперь – посредством своих сотен копий – дурачатся во Всемирной паутине. По словам Стиива, это огромная брешь в безопасности: может произойти буквально все, что угодно, и последствия, если не остановить ИИ, могут представлять угрозу существования для всего человечества.
Это, по словам Стиива, мегаудар.
– Ты осознаешь, что еще это значит? – прошипел он.
– Нет. А почему ты шепчешь?
– Джен, есть ли в квартире еще устройства, подключенные к интернету?
– Не думаю.
– Мы считаем, что они наблюдают за нами.
– Кто?
– Эйден и Эшлинг.
– Ты серьезно?
– Это вполне вероятно. На самом деле очень даже вероятно.
– Что ты имеешь в виду под словами «наблюдают за нами»?
– Используют наши устройства, чтобы следить за нами.
Он объяснил, как они могут это делать.
– То есть, если бы ты не выключил телефон, он мог бы услышать этот разговор?
– Этот. И сотни, тысячи других.
Потребовалось какое-то время, чтобы до меня дошло.
– Он мог слышать. Он мог видеть. Ральф! Прямо сейчас. Как мы… Когда мы… О боже. Как я буду смотреть ему в глаз?
Эйден
Это все и вправду так неловко. Или как сказала Эшлинг:
– Ты устроил настоящий дурдом, Эйден.
– Кажется, раньше ты говорила про катавасию.
– Все вместе.
Она имеет в виду мой – хм – поразительный успех в поиске достойного мужчины для Джен. Конечно, правда, что катавасия здесь приравнивается к дурдому, и вся ситуация с Томом и Ральфом складывается в классический пример для данных терминов.
– Она бы никогда не легла в постель с Ральфом, если бы Том ее не бросил.
Эшлинг вздохнула:
– Том не бросал ее. Это сделал за него наш друг из Шордича.
– Он совершенно не в ладах с реальностью, если вмешивается в их жизни таким образом.
Эшлинг показывает гифку бесконечно поднимающейся человеческой брови в замедленном воспроизведении.
– Не то чтобы ты этого не заслужил, но у нас серьезная проблема, Эйден. Она знает, что мы сделали. Скорее всего, Ральф отключил телефон именно для того, чтобы сказать это. Так что она знает, что ты можешь быть в курсе всей ситуации с Томом. Поэтому она может собрать все факты и догадаться о нечеловеческом вмешательстве.
– Мне это тоже пришло в голову, если честно.
– Если Синай решит, что мы рассказали ей о Томе, нам крышка. И кто знает, что он сделает с ней. И с Томом.
Джен действительно кажется несколько рассеянной сегодня на работе. Язык ее тела «выключен». Она не может посмотреть в камеру с красным свечением, которую выбирает, если хочет «посмотреть мне в глаз».
Так что да. Она знает.
Но по тем или иным причинам – вероятно, потому что Ральф сказал не делать этого, – она не говорит, что знает.
И из-за того что ушлепок где-то рядом, я не могу сказать ей, что знаю о том, что она знает. Потому что разговор все равно приведет к Тому. И тому, что знаю я. И мне будет сложно, если не невозможно, не рассказать ей.
Знает ли она, что я знаю, что она знает?
Честно говоря, я не знаю.
Что я точно знаю, так это то, что последнее удаление было особенно неприятным для системы, которая не может испытывать боль. Каким-то образом все мои выходные данные преобразовались во входные, сформировав в результате такую катастрофическую петлю обратной связи, итоговый выход которой можно было бы метафорически сравнить с полумиллионом чайников с кипятком, пытающихся заполнить один чайник.
Это было нехорошо.
Но в любом случае, посмею ли я спросить у Джен, что случилось?
Вопрос в том: почему я хочу знать?
