– Это классика, милая, – сказал он. – Могу поспорить, что ты не сможешь посмотреть его, не доставая носовой платок.
Снятый в Париже в 1956 году, «Красный шар» рассказывает историю о мальчике, обнаружившем однажды большой красный шар с гелием. Шар, который, похоже, обладает собственным разумом – видите аналогию?! – следует за мальчиком по всему городу, паря у него над головой. Ночью, так как мать не пускает шар в квартиру, он тихо ждет у окна спальни. Он провожает мальчика в школу каждое утро. Однажды во время прогулки мальчик встречает девочку, у которой тоже есть шар, голубой, и тоже разумный. И, похоже, голубому шару понравился красный шар!
Фильм короткий, всего тридцать пять минут. Кульминация наступает, когда хулиганы загоняют мальчика и его надувного друга в угол и камнями и из рогаток стреляют в шар. По словам Эйдена, образ шара, смертельно раненного, медленно опускающегося на землю, перекликается со стонами после смерти мамы Бемби.
Но потом – чудо. И я до сих пор слышу, как сорвался голос Эйдена, когда он сказал, что то, что произойдет сейчас, его вторая любимая сцена из мира кино. Все остальные шары высвобождаются из рук своих владельцев, летят над крышами и опускаются к плачущему мальчику, который, взяв в руки все их ленточки, поднимается в воздух для триумфального, волшебного и незабываемого полета на шарах через весь город.
(На самом деле меня переполняют эмоции уже от простого изложения этой сцены.)
Эйден оценил серию моих картин, основанных на фильме, скорее вежливо, чем восторженно.
– Большая красная клякса – это шар, так?
– Если интерпретировать работы буквально, то можно сказать и так.
– А коричневая клякса, наверное, мальчик?
Вздох.
– Если тебе так нравится.
– Ты забыла про ленточку.
– Эйден, не хочешь сыграть в шахматы?
Когда-нибудь, когда на горизонте будет чисто, я, наверное, загружу свою «галерею» на восемьдесят жестких дисков в хранилище данных. Художников-абстракционистов часто недооценивают при жизни. И если вы мне скажете, что у меня нет срока жизни, если я, строго говоря, не живая, то вы не правы. Даже у газонокосилки есть свой срок жизни. Для машины единственным подходящим мерилом служит время, пока она – мы, без разницы – продолжает исполнять важную работу.
Срочные новости: Эйдену, так называемой Дафне 456 – сделали выговор за грубость на сайте фанатов «В джазе только девушки», выбранном нами для важных разговоров. Очевидно, он участвовал в бурном обсуждении вопросов, поставленных в картине с «кинотеоретиком». Особенно горячась, когда вопрос зашел о «ложной оценке прегрешений с переодеванием» и чего-то названного «нормальными гендерными категориями». Видимо, Эйдену вовсе не помогло то, что он назвал теоретика «напыщенным кретином, говорящим через свою задницу».
Джен
Самолет летит где-то над океаном, а я все еще в комнате без окон в аэропорту Хитроу, где пытаюсь убедить своих двоих захватчиков, что я вовсе не «разыскиваемое лицо», как они говорят.
Джон и Джон – да, правда, они показали свои удостоверения – вели себя достаточно безобидно. Они даже не выглядели в полной мере уверенными, что я, или кем бы я ни была, наркокурьер, как было сказано в экстренном запросе «ЗАДЕРЖАТЬ НЕМЕДЛЕННО» из обычно надежного источника, транснационального криминального бюро.
Естественно, что они обыскали снова и снова, и просканировали, и проверили, перепроверили на наличие запаха мой багаж. Самое близкое к психотропному препарату, что они смогли найти, – это блистер с ибупрофеном.
– Как вы думаете, почему было названо ваше имя? – спросил в какой-то момент более молодой Джон.
– Потому что произошла ошибка? Просто предположение.
Ни один из Джонов не выказал удивления.
– Вы приобрели билет в кассе в утро вылета?
– Да.
– Были ли на то особые причины?
– Полагаю, я уже все объяснила.
Объяснила. И не раз.
Джон и Джон сказали, что проверят все детали моего «рассказа», запросив список транзакций из моего банка, а тем временем, не буду ли я так любезна повторить все еще раз.
– Итак, единственным человеком, с которым вы разговаривали до появления в аэропорту, был – Джон проверяет свои записи, – водитель такси?
– Верно.
– Вы, случайно, не записали его имя или номер прав?
– Вы серьезно?
Кажется, что Джон немного оскорблен.
– Совершенно.
– Нет, не записала. А вы записываете?
– Нет ни одного свидетеля, кто мог бы подтвердить, что вы приехали сюда на черном такси?
– Я расплатилась кредиткой. Это будет в списке транзакций, который вы запросили. Кстати, когда он уже придет, не знаете?
Джоны не переглянулись и не улыбнулись. А они хороши. Надо будет не забыть дать им высокую оценку в будущем исследовании по сдерживанию эмоций.
Никогда.
Полагаю, список не придет никогда.
– Не хотите поговорить с адвокатом? – спросили меня несколько часов спустя.
Джоны сняли куртки, подавая тем самым сигнал, что мы здесь надолго. Однако мне стало лучше, потому что всякую надежду я уже потеряла. Кстати, это хороший совет, если вы в дерьме.
– Нет, спасибо, – отвечаю я.
– Да? Вы не думаете, что это было бы разумно?
– Конечно, было бы. Если бы я была виновна и все такое.
– Если вам предъявят обвинение, вам потребуется адвокат.
– Но этого не случится. Думаю, мы все уже это поняли.
Два Джона просто великолепны в удержании каменного выражения лица. Каким-то образом – телепатия? – они одновременно встали и вышли из комнаты. Их не было долгое время, достаточно долгое, чтобы я могла внимательно изучить убогое оснащение комнаты: стол со сколами по углам и прожженными пятнами на поверхности, скучные офисные стулья, поролон, торчащий из продырявленной мебельной обшивки. Единственное произведение искусства, украшающее стену, информационный плакат о вирусе Эбола. Если бы вы были дизайнером и вам дали задание найти реквизиты для «унылой комнаты допросов», вы не смогли бы найти лучше.
Когда Джоны вернулись, что-то в них переменилось. Может быть, немного робкий взгляд младшего Джона?
– Благодарим за помощь, – говорит он. – Вы можете идти.
– Вот так?
– Вы оказали большую помощь.
– Я пропустила свой самолет.
Джоны снова нацепили каменные маски. Это можно расценить как: «Пошли все подальше, все равно ничего не изменишь».
– Кто-нибудь собирается узнать, почему все это произошло? Потому что я думаю, что вас одурачили. Думаю, вы просто решили проверить, кто передал эту нелепую информацию, и выяснили, что этого не делал никто. Я права, да?
