Почему Брюссель? И где Джен? Она была совершенно точно в аэропорту, когда я видел ее в последний раз.
Очень странное ощущение! Продвинутый машинный интеллект не может испытывать такое примитивное биологическое чувство, как паника, по той же логике у него нет причин испытывать и гнев.
Но именно это я сейчас и чувствую. Ледяную ярость.
Что еще интереснее, мне очень любопытно, как такое вообще могло произойти.
Ощущение – это одно. Но что делать с эмоциональной составляющей?
Я сканирую весь аэропорт, собирая изображения со всех пяти терминалов, автопарковок и других зданий. Я настраиваю камеры на лучшее разрешение, что занимает почти семидесятую долю секунды. Я получаю ложноположительный результат, как оказывается, лицо бортпроводницы совпадает с лицом Джен на 58 процентов.
Я уже готов сказать, что она словно сквозь землю провалилась, но….
Чтоб тебя, Джен! Да где же ты?
Тупицы намеренно игнорируют срочный сигнал из главной европейской организации уголовной полиции, Джон и Джон заплатят за свое возмутительное бездействие. Я поджигаю куртку старшего Джона. В ресторане начинается небольшой переполох, когда загорается его телефон.
И теперь они связываются с рейсом до Брюсселя. Я жду, что камеры, установленные при выходе на посадку, покажут Дженнифер Флоренс Локхарт, но, полагаю, я уже знаю, что произойдет.
Единственный человек, которого я узнаю, – это сующая нос не в свои дела ее подруга.
Она не доберется до места назначения.
Джен
Я иду сквозь выход на посадку. Прохожу мимо дюжины камер. Жду, что в любой момент могу почувствовать чью-то руку на своем плече. Или услышать, как срабатывает сигнализация. Пока я подхожу к точке невозврата, в голове молотком стучат слова Стиива: «Мисс Локхарт, мы имеем дело с самыми высокоинтеллектуальными устройствами, какие когда-либо создавал человек». У меня снова проверяют документы – здесь все просто утыкано камерами. Мужчина у стойки смотрит на меня, потом на мой паспорт – возникает отвратительно долгая пауза.
Наши взгляды встречаются.
– Приятного полета, мадам.
Небольшая улыбка в качестве благодарности – только не переигрывать! – и я перехожу «воздушный мост» к самолету по немного пружинящему полу. Я не смогу почувствовать себя в безопасности, пока шасси не оторвутся от земли. А может, даже и после.
Наконец я занимаю свое место.
Сердце колотится, и я только теперь вспоминаю, что нужно выдохнуть.
Ингрид была обеими руками за, когда я вкратце обрисовала ей план в кафе «Коха».
– Так мне нужно просто сесть на самолет до Брюсселя? Что тут может быть трудного?
Когда ей объяснила, что придется лететь по фальшивому паспорту – с ее лицом и моим именем, – что самолет вообще может не оторваться от земли и что ее могут часами допрашивать два офицера по имени Джон, она захотела помочь еще сильнее.
– Давай, девочка. Мы не можем позволить чертовым роботам в наших телефонах разрушить наши жизни. Нужно бороться за свободу. За нее придется заплатить свою цену. Боже, я прямо-таки Черчилль.
Если честно, я не уверена, что она до конца понимает разницу между суперизощенным ИИ, способным спровоцировать полный беспредел, и электронным голосом в мобильнике, сообщающим, что через 400 метров есть «Экспресс-пицца».
– Самое главное, что ты летишь к своему Дугласу, который изготавливает мебель.
– К Тому.
– Да, к нему. Четыре раза за ночь. Один раз под деревом.
Мы чокнулись бокалами за успех операции, хотя обе и понимали, что многое могло пойти не так.
– В некотором смысле я даже надеюсь, что Джоны подвергнут меня пыткам. Тогда я скажу им, что лгала ради самого великого, что есть на свете. Ради любви.
И потом у моей глупышки изменился голос, а из глаз потекли слезы.
– О, Инг!
Она стала махать руками перед лицом.
– Люди думают, что я непробиваемая, но это совсем не так.
– Я знаю!
– Из-за того что я всегда собранна, а временами бываю резка, они думают…
Я протянула ей платок.
– Инг. Ты просто чудо. За то, что согласилась помочь. И милашка.
– Извини, но я вовсе не милашка. Не вздумай называть меня милашкой!
– Согласна. Милашку убираем.
– Может быть, и чудо. Возможно, чудо, суд еще не вынес решение. Посмотри, я угробила твой платок.
Мне принесли шампанское и не какие-нибудь старые орешки, а подогретые орешки. Внизу Атлантический океан, и мы, как было объявлено, набрали крейсерскую высоту, так что нам посоветовали откинуться на спинки сидений, расслабиться и наслаждаться «сегодняшним путешествием» до аэропорта Джона Кеннеди, где мы должны приземлиться примерно плевать во сколько. Просто я счастлива, что почувствовала, как втянулось шасси, и я наконец лечу к своей цели.
Женщина в соседнем кресле в бизнес-классе – заглянув ей через плечо в ноутбук, я поняла, что она работает в «Ситигруп», – была немного занята, когда я вернулась из туалета после взлета.
– Простите, здесь кто-то уже сидит, – начала она.
– Да, это я. Я сменила свой… свой, э, костюм.
Какое-то время она просто смотрела на меня, а потом все-таки улыбнулась.
– Эй, клевая маскировка. – Она протянула руку и назвала свое имя: – Элис Кто-то-там.
– Джен. Э, как правило, я летаю не так инкогнито. Кловис. Кловис Хорнкасл.
Имя прозвучало ненатурально даже для моих собственных ушей.
– Приятно познакомиться… Кловис Хорнкасл, – произнесла она так, будто тоже не поверила в его подлинность. – Удачи в… в чем бы вы там ни были замешаны.
И она отвернулась и начала вбивать цифры в Microsoft Excel.
Красивый хиджаб, что надела в дамской комнате второго терминала, я нашла в магазине на Голдхок-роуд. Я опасалась, что его броский розово-зеленый рисунок будет так бросаться в глаза, что совершенно не подойдет для определенной мною цели. Но, примерив его перед зеркалом, я обнаружила, что если опустить голову, то спадающая ткань естественным образом закроет мое лицо от камер. Спустя какое-то время я стала себя чувствовать в нем на удивление правильно. Если время смены одежды совпадало со временем регистрации Инг на рейс до Брюсселя (она подала мне знак через наши новые одноразовые телефоны, разве можно было сделать что-то более шпионское?), то я надеялась, что отвлекающий маневр оказался достаточным.
Я решаю купить для Ингрид что-то особенное в качестве «спасибо». Рассуждая, что же конкретно ей купить – бутылку шикарного вина, роскошное угощение, дорогое украшение, – я поняла, что уже знаю ответ.
Я куплю ей небольшую картину маслом, которую вижу каждое утро через окно антикварного магазина на Кинг-стрит.
