— А сейчас мне нужно вернуться на завод. Прошу меня извинить.
Он тяжело поднялся на ноги.
— Вы не съели свой стейк, — напомнил ему я. — Это самый лучший стейк с кровью, который я видел за последнее время.
— Похоже, что я совсем потерял вкус к мясу с кровью, — пробормотал он и вышел из зала.
Он не заплатил по счету, видимо полагая, что я вполне могу вычесть эту сумму из данного мне чека, поэтому я не окликнул его, а продолжал поглощать свое рубленое мясо, которое было прекрасно приготовлено, потом выпил кофе и покинул ресторан.
На обратном пути в офис я зашел в банк к одному старому приятелю, и он устроил мне быстрый переучет чека. Я не хотел оставлять ни малейшего шанса для отказа от оплаты его в дальнейшем, на том основании, что мой клиент внезапно скончался.
Именно ливень, разразившийся, когда я возвращался в офис, а вовсе не деньги, заставил меня вспомнить о солнечной Флориде и о том воображаемом плакате, на котором я прошлой ночью представлял себе Пандору.
Прежде всего я позвонил Конраду Лейкману в его загородный дом в Саутгемптоне. Мне ответил незнакомый голос, но секунд через десять в трубке послышался резковатый напористый голос Лейкмана.
— Говорит Дэнни Бойд, — сказал я.
— Что вам надо? — раздраженно спросил он.
— Звоню, чтобы поблагодарить вас за тысячу долларов, — ответил я. — Это был очень милый жест с вашей стороны, мистер Лейкман. И часто вы платите людям такие деньги за то, чтобы они ничего не делали?
— О чем, черт возьми, вы толкуете? Вы пьяны?
— Нет. Похоже, я совершил ошибку, мистер Лейкман — эта тысяча не имеет к вам никакого отношения. Забудьте об этом!
Закрыв глаза, я подождал, но ждать пришлось недолго.
— Постойте! — прохрипел он мне в ухо. — Тысяча долларов, вы сказали? За то, чтобы ничего не делать? От меня?
— Если уж быть точным, мне их вручил Джерри Торстон сегодня утром, но я, естественно, предположил, что деньги исходят от вас. Я был не прав, простите!
— Торстон заплатил вам деньги? — Его голос звучал озадаченно. — Что вы имеете в виду — “ничего не делать”?
— Так сказал Торстон: ничего не делать и не совать нос, куда меня не просят. Полагаю, это касается дел вашей дочери и тех, кто похитил ее позапрошлой ночью из квартиры в Гринвич-Виллидж.
— Торстон говорил вам что-нибудь еще?
— Не припомню. Так, поболтали о разном!
Он произвел какой-то резкий звук, вероятно означавший, что он-то знает, какая это болтовня.
— Мистер Лейкман, — произнес я вежливо, — можно мне задать вам вопрос?
— Что там еще?
— Я знаю, что вы теперь ушли на покой, но, предположим, вы снова вернетесь к бизнесу, к вашему старому бизнесу?
— Я не вернусь, но продолжайте.
— Как вы полагаете, с чего вам нужно было бы начинать, захоти вы вернуться к вашему старому делу?
— Не понимаю, Бойд, что это — двадцать вопросов?
— Только один вопрос — и очень, важный.
— Мне бы понадобился поставщик и товар, что совершенно очевидно для такого тупого детектива, как вы, Бойд.
— Так я и думал, Лейкман. Просто хотел это услышать от вас.
— Подумываешь сам заняться рэкетом? — Он фыркнул. — Это крутая игра, тебе не продержаться и пяти минут.
— Представьте, что мы изменили направление работы, и я располагаю неограниченным количеством антибиотиков для экспорта. Как бы мне следовало поступить в этом случае?
В течение нескольких секунд я слышал только его тяжелое дыхание.
— Что, Бойд, вы действительно настолько продвинулись?
За все то время, что я его знал, в его голосе впервые прозвучало некое подобие уважения.
— Не я, мне тут рассказали об одном парне, у которого в ближайшие шесть недель в руках будет примерно такое количество.
И опять трубка молчала, доносилось только его тяжелое дыхание.
Наконец он проворчал:
— Возможно, я ошибался в вас, Бойд, видимо, вы намного хитрее, чем мне показалось. Нам надо встретиться и обо всем поговорить. Вы согласны?
— Задаром? — спросил я шокированно.
— Почему бы вам не заглянуть ко мне домой сегодня вечерком? — Его голос охрип от радушия. — Заберете пятнадцать сотен баксов, которые я вам должен, и мы сможем спокойно поговорить. Что вы на это скажете:
— Звучит неплохо. В котором часу мне приехать?
— В любое время после семи. Приезжайте к обеду, хорошо?
— Прекрасно. Джерри Торстон там тоже будет?
— Нет, на нашей беседе он присутствовать не будет! Я и раньше задумывался над поведением этого парня — еще с тех пор, как он стал указывать мне, где покупать костюмы!
Глава 9
В такой вечер лучше всего сидеть дома и слушать свои любимые пластинки, смотреть по телевизору любимые передачи, соблазнять любимую блондинку: центральное отопление включено, бутылка шотландского открыта, и благодарение Богу, что ты не моряк! Дождь лил потоком, и казалось, этому никогда не будет конца.
Темные улицы, по которым я пробирался на машине, были пустынными, и монотонный стук дождевых капель складывался в хмурую мелодию, под которую ветер плясал по бесконечным мокрым площадям. Словом, в такой ужасный вечер никто не ездит с визитами, и тем более в такую даль, как конец Лонг-Айленда.
Приехал я в четверть восьмого. Когда я выключил мотор, стал слышен унылый гул моря, доносившийся из-за дома, еще более укрепивший мою веру в то, что вид на Центральный парк не разонравится мне до конца моих дней. Даже в такой вечер, как этот, трава растет совершенно бесшумно.
Выскочив из машины, я бросился к порталу, а дождевые струи хлестали меня по лицу. Переведя дыхание, я нажал кнопку звонка и держал палец на ней секунд пять. Если звонок работает, то они должны меня услышать.
Никто, однако, не спешил открывать дверь, хотя во всех окнах горел свет. Кто-то же должен быть дома! Я решил попробовать звонок еще раз и, если это ни к чему не приведет, просто вышибить дверь. Дождь теперь бил по крыльцу косыми струями, и мои ноги быстро промокли. Ноги я мог промочить и на Манхэттене, для этого не стоило тащиться в Саутгемптон.
Потом дверь медленно открылась и на пороге показалась брюнетка в тонком белом свитере и черных шерстяных брюках, обтягивающих ее так туго, что воображению просто нечего было дорисовывать. Это была дочь хозяина, Сюзи Лейкман: девушка из ванной комнаты, девушка в махровом полотенце, девушка из чулана для щеток. Может быть, девушка чьей-то мечты, но не моей.
