– Я совсем забыл, что вы впервые в Форте и наверняка еще не знаете его правил. Так вот, их нет. Вы встаете, когда захотите, ложитесь, когда захотите, и в целом делаете, что хотите. Для меня это место отдыха и перемен. Я ложусь спать рано и встаю рано, чтобы иметь возможность с утра поработать в саду.
И действительно, на следующее утро, позавтракав в одиночестве, Уоллис и Эрнест обнаружили наследника в парке в роли обыкновенного садовника, одетого в свитер, мешковатые штаны; волосы его были взъерошены, а в руках он держал садовые инструменты.
– Если хотите, можете присоединиться ко мне. Слуги выдадут вам необходимый инвентарь, – сказал принц Уэльский с улыбкой и снова принялся за сорняки.
Во время этой встречи Уоллис открыла для себя много нового о Дэвиде – она и не предполагала, что самый завидный жених в стране, о котором ходят слухи как о заядлом ловеласе и бабнике, получает искреннее удовольствие от копания в земле или от вышивания гобеленов, которые он лично продемонстрировал Симпсонам при осмотре дома. В нем таились неведомые стороны, совершенно не сочетавшиеся с его статусом. Чем больше Уоллис узнавала Дэвида, тем больше он становился ей интересен.
Весна и лето 1932 года тянулись долго, без каких-либо интриг, перемен или новостей, не считая того, что Уоллис и Эрнест вместе с тетушкой Бесси несколько раз путешествовали на континент – во Францию и Австрию, а также совершили поездку в Тунис по приглашению старого друга Уоллис, с которым она познакомилась в Пекине
[43]. В середине августа миндалины Уоллис дали новые осложнения, заставившие пару прервать отдых и вернуться в Лондон. Уоллис вновь обратилась к врачам.
Осенью 1932 года и зимой 1933-го Симпсоны еще не раз были приглашены в Форт Бельведер – иногда просто на чаепитие, а порой на целые выходные. Несмотря на то, что у наследника и Уоллис к тому времени было уже много общих знакомых, его имение оставалось единственным местом, где они встречались. И каждый раз рядом с принцем находилась его неизменная спутница и фаворитка Тельма Фернесс. Неизвестно, имел ли принц уже какие-то чувства к Уоллис Симпсон. В любом случае, он их не проявлял, за исключением того, что Симпсоны стали очень частыми и желанными гостями в его доме.
В марте 1933 года Уоллис и Эрнест отправились по делам в Нью-Йорк на знаменитом лайнере “Мавритания”
[44]. Как только корабль отошел от берега, на имя миссис Симпсон пришла срочная телеграмма от загадочного “Эдуарда П.” с пожеланиями благополучного пересечения Атлантики, приятного отдыха и скорейшего возвращения в Англию. Без сомнения, это был принц. Сказать, что Уоллис была польщена, это ничего не сказать – она была потрясена и глубоко тронута таким личным и нежным вниманием к ней. Это означало одно – она ему небезразлична.
Практически сразу после возвращения Симпсонов в Лондон, в середине мая 1933 года, им пришло новое приглашение от Дэвида с предложением вместе провести следующие выходные. А 19 июня в честь дня рождения Уоллис, к ее несказанному удивлению, наследник снял целый ресторан “Куаглино”, где устроил шикарный ужин для нее и всех ее гостей. В тот вечер принц подарил Уоллис изысканные белые орхидеи
[45] с обещанием, что они вновь одарят ее красотой цветения ровно через год, если она будет правильно за ними ухаживать и следовать его советам. Уоллис поставила горшок с цветами дома на самом солнечном окне и бережно заботилась об орхидеях, пока через год они и правда не расцвели еще более красивыми соцветиями. Она находила такой подарок очень романтичным, считая это явным признаком того, что внимание, которое уделяет ей принц, – не простая любезность, а, возможно, нечто большее.
К тому времени принц Уэльский стал частым гостем в доме Симпсонов. Наследнику нравилась их уютная квартира в Бринстон-корт. Его привлекали вкусные коктейли и изысканные блюда, многие из которых были приготовлены хозяйкой собственноручно, непринужденная открытость светских бесед и дружеская атмосфера общения, характерная для американо-британской интеллигенции.
В 1930-х годах, готовясь в скором будущем принять обязанности монарха, Дэвид совершал многочисленные поездки по стране и британским заморским владениям. Каждый раз, возвращаясь в Лондон, он старался не упускать возможности зайти в гости к Уоллис.
Принцу не подобало высказывать свое мнение публично, поэтому ему нравилось, что в этом доме таких ограничений для него не существовало. Это было чуть ли не единственное место, где он по-настоящему мог расслабиться и хоть на секунду почувствовать себя обычным человеком. Там, на Джордж-стрит, люди могли позволить себе высказывать свои точки зрения относительно политики Гитлера, Муссолини и Сталина, давать оценку “Новому курсу” Рузвельта и обсуждать самые острые аспекты тогдашней мировой политики. Дэвиду нравилось, что Уоллис, несмотря на то, что она женщина, всегда имела собственный взгляд на вещи, могла наравне с мужчинами защитить свои суждения в самых ожесточенных дискуссиях, сохраняя при этом не только достоинство, но и дружеские отношения со всеми присутствующими. Уоллис, как он считал, чувствовала и понимала наиболее глубинные силы и идеи, движущие социумом, интуитивно улавливая даже самые незначительные его колебания.
Ежедневная привычка Уоллис читать четыре ведущие британские газеты “от корки до корки” вновь давала свои плоды – она действительно стала едва ли не самой эрудированной женщиной высшего британского общества. Американка всегда была осведомлена о последних театральных постановках, новых книгах, музейных выставках и обо всем, что каким-либо образом могло вызвать интерес у публики. Дэвид считал, что Уоллис – женское воплощение всего того, что он сам, будучи ограниченным в свободе мысли, не мог себе позволить. Она была воплощением сильной стороны его личности и в конечном итоге стала неотъемлемой частью его самого. А главное, Уоллис легко удалось найти ахиллесову пяту будущего короля, на которую ни одна женщина или мужчина раньше не обращали внимания, – его человечность.
Англичане всегда воспринимали (и воспринимают до сих пор) членов британского королевского дома как неотъемлемую часть Великобритании, ее истории, традиций, не задаваясь вопросом, чего это стоит представителям голубой крови с человеческой точки зрения. Никто и никогда не интересовался ими как личностями. В том-то и было главное преимущество Уоллис перед всеми другими – она воспринимала Дэвида не как пустую оболочку в короне, безропотно выполняющую свои обязанности, а как человека. И он был ей за это благодарен. Если Уоллис интересовалась делами принца, то делала это искренне и с интересом, а не ради формальной вежливости, как его прочие знакомые. Эта разница значила для принца очень много – его впервые восприняли как человека из крови и плоти, со своими слабостями, радостями и печалями, светлыми и темными сторонами.
