Во время каждой остановки яхты “Нэлин” Эдуарду приходили приглашения от глав государств на ужин в знак их глубокого уважения и проявления дружбы. В эту поездку монарх Великобритании незапланированно для себя, а также для британского правительства встретился с регентом Югославии Павлом Карагеоргиевичем, царем Болгарии Борисом III, первым турецким президентом Кемалем Ататюрком, отказывать которым было бы невежливо и дипломатически некорректно, даже если такие встречи и были спонтанными.
После окончания плавания, как и в предыдущем году, Эдуард не хотел сразу возвращаться в Англию. Пара снова отправилась на пять дней в столицу вальсов – их любимую Вену. Тогда помимо романтических прогулок по городу с Уоллис у Эдуарда состоялась важная встреча с канцлером Австрии Куртом Шушнигом и президентом этой страны Вильгельмом Микласом, которые за три месяца до прибытия Эдуарда в Австрию заключили с Третьим рейхом Адольфа Гитлера “договор о дружбе”.
Это обстоятельство сильно насторожило и озадачило британское правительство, которое с этого момента установило постоянную слежку за новоиспеченным королем. Эдуард, по его словам, хотел наладить дружеские связи с Австрией, с которой у Англии еще со времен Первой мировой войны были напряженные отношения. Но как глава государства, особенно учитывая то, что он имел исключительно представительские функции, а не исполнительские, он не имел права принимать подобные решения без предварительного согласования и одобрения правительства и Форин-офиса
[97]. По сути, он вообще не имел права проявлять никакой личной инициативы в подобных вопросах. Это и было его главной ошибкой.
Как ни старался Эдуард оттянуть момент возвращения к королевским обязанностям, ему пришлось это сделать. Поцеловав Уоллис на прощание и пообещав скорую встречу, в начале сентября король отправился из Цюриха в Лондон.
Воодушевленная Уоллис, не желая сразу ехать домой, где ее вновь ждала постная физиономия второго супруга, с которым теперь уже все было кончено, решила остановиться на некоторое время в Париже, чтобы увидеться со старыми друзьями, походить по музеям, посетить модные выставки, обновить гардероб и отдохнуть от королевского присутствия.
Пребывание Уоллис во Франции было запланированным, поэтому она заранее дала указание, чтобы ее корреспонденцию доставляли в отель “Морис”
[98]. Но так как поездка по Европе затянулась, в Париже она оказалась намного позднее ожидаемого, и к тому времени в ее почтовом ящике уже накопилась внушительная гора писем. В основном это были послания от американских друзей и знакомых, которые наперебой писали об удивлении, восхищении, зависти и раздражении в связи с ее отношениями с королем. Многие из них, в том числе тетушка Бесси, к своим посланиям прикладывали вырезки из американских газет, которые, в отличие от британских, во все горло кричали о ее романе, причем в унизительной, циничной и даже едкой форме.
Уоллис окатило потоком холодного ужаса – она, положившая столько сил и времени на создание своего имиджа, не терпевшая осуждений и критики, в мгновение ока стала главным объектом насмешек и презрения на мировой арене. И если уж американцы, которые, казалось бы, должны поддерживать соотечественницу, так отнеслись к ней, чего же было ожидать от британцев, когда лондонская пресса наконец снимет печать безмолвия и даст ход диатрибе? Уоллис поняла, что ее вскоре будет ненавидеть весь мир.
19. Развод с Эрнестом
Письма друзей ввели Уоллис в оцепенение. Она понимала, что отношения с Эдуардом начали топить ее, и она сделала отчаянную попытку спрыгнуть с тонущего корабля, пока не стало слишком поздно. Находясь в состоянии душевного расстройства и физического недомогания, вызванного простудой, 16 сентября 1936 года Уоллис написала Эдуарду прощальное письмо, в котором говорила, что хочет положить конец роману и вернуться к Эрнесту Симпсону. Отрывок из него был опубликован в книге историка Михаила Блоха:
Мне тяжело это писать… Но я действительно должна вернуться к Эрнесту… Я чувствую, что мне лучше с ним, чем с тобой… Я уверена, дорогой Дэвид, что через несколько месяцев твоя жизнь вернется в привычное русло, как это было раньше, до моего вмешательства в твою жизнь. Ведь ты всегда был таким независимым. У нас было много прекрасных совместных моментов, и я благодарю Бога за них, и я знаю, что ты успешно продолжишь свою работу и будешь выполнять свой долг дальше, делая это с каждым годом все лучше… Я уверена, что вместе мы создаем только неприятности. Я всегда буду читать все, что о тебе пишут, – но верить половине из этого! – и я хочу, чтобы ты знал, что я желаю тебе только счастья. Я уверена, что я не смогу сделать тебя счастливым, и, честно говоря, я не думаю, что и ты смог бы сделать меня таковой. Я попрошу Аллена [адвоката Эдуарда. – прим. авт.] помочь мне все вернуть тебе
[99]…
Это холодное и расчетливое письмо сильно пошатнуло душевное равновесие Эдуарда. В тот день он не смог присутствовать ни на одном официальном мероприятии, посвятив все свое время и думы задаче возвращения любимой. Ответное письмо он начал со слов: “Зачем ты говоришь такие жестокие слова Дэвиду? Ему больно, и он очень расстроен…”, после чего монарх добавил, что в эту секунду его просто разрывает от любви к Уоллис, и он, как никогда прежде, хочет обнять ее. Их расставание было невыносимо для раненого королевского сердца. Его отчаяние дошло до того, что он грозился вскрыть себе вены, перерезать горло и сделать еще много немыслимых вещей над собой, чтобы поскорее закончить свою агонию, если Уоллис к нему не вернется.
Спустя несколько дней с помощью манипуляции и шантажа Эдуард вернул Уоллис в Великобританию, она приехала в сопровождении старых друзей Роджерсов. В то время король находился по делам в Шотландии, и ей пришлось сразу же отправиться к нему.
23 сентября в Абердине
[100] Эдуард встретил Уоллис на вокзале, проехав при этом около шестидесяти миль, – настолько сильно он хотел увидеть и обнять возлюбленную. При этом он пренебрег королевскими обязанностями. Дело в том, что тогда же он должен был присутствовать на церемонии открытия нового госпиталя в Абердине. Но, сославшись на траур по отцу, он пропустил мероприятие, перепоручив дело брату Альберту и его жене, которые, так же как и он, носили траур по Георгу V. Новость о том, что он променял свой долг на встречу с женщиной с сомнительной репутацией, настолько возмутила жителей Абердина, что позже член парламента и консерватор Генри Чэнон (1897–1958), более известный как Чипс Чэнон, написал в дневнике: “Абердин никогда не простит его”.
