Поездка по Европе герцога и герцогини Виндзорских, свободных от каких-либо обязанностей, принимала все больший размах, и пара решила посетить и Венгрию с Чехословакией. У них не было детей, не было работы, не было уже даже маленького песика Слиппера, который погиб в лесу рядом с имением Роджерсов от укуса гадюки, – словом, они не были обременены ничем и могли позволить себе ездить по миру и наслаждаться жизнью.
В конце сентября 1937 года чета Виндзоров оказалась вновь в Париже, они остановились в отеле “Морис”, который Уоллис предпочитала другим, чтобы немного передохнуть, осмотреться и начать подыскивать себе жилье.
Уоллис скучала по размеренной жизни с Эрнестом и часто писала ему письма из поездки, говоря, что ей его не хватает, и интересовалась его делами. Герцогиня просила бывшего мужа чаще слать ей весточки и держать в курсе событий. В одном из посланий она даже вскользь упомянула, что разница между ним и Эдуардом для нее состояла в том, что один мог дать ей семейное спокойствие и любовь, а другой – безграничные финансовые возможности и положение в обществе. Уоллис выбрала второе, всю последующую жизнь сожалея о том, что упустила первое.
В ноябре 1937 года Эрнест Симпсон женился в третий раз, на Мэри Кирк Раффри, давней школьной подруге герцогини. Это больно укололо Уоллис, и с тех пор письма ее приходили к нему все реже, пока не прекратились вовсе.
По сведениям историка Михаила Блоха, незадолго до свадьбы Уоллис и Эдуард обсуждали возможность завести детей. Супруги Бидо, которые также безуспешно много лет пытались зачать ребенка, посоветовали Уоллис обратиться к известному гинекологу, который мог бы помочь понять, есть ли у них шанс стать родителями. Но после того, как он выявил абсолютное бесплодие Уоллис
[119], попытки были прекращены. Ей был сорок один год, Эдуарду – сорок три. Десять лет спустя, в начале 1950-х годов, они вновь задумались о том, что хотели бы иметь потомство, и даже рассматривали вариант усыновления ребенка из детского дома. Но тогда им было уже за пятьдесят, и приемный ребенок мог столкнуться с еще большими проблемами, связанными с королевской семьей и его неприятием ею, поэтому Виндзоры с огромным сожалением отказались от этой мысли раз и навсегда.
Однако имеется большое число догадок, теорий и предположений о том, что дети у них все-таки были. В Интернете можно найти много фотографий детей из разных семей, которые заявляют, что их прародителями являются герцог и герцогиня Виндзорские. Кроме того, в США живет Эмили Виндзор Крегг, которая заявляет, что является родной дочерью Эдуарда, активно дает интервью и даже написала серию книг-брошюр, содержащих “новый взгляд” на историю “ее отца”
[120], а также “факты” разоблачения британской монархии и их “скелетов в шкафу”. Каждый выбирает сам, во что ему верить…
Супруги Бидо быстро сблизились с Виндзорами и легко вошли к ним в доверие. Они часто проводили время вместе на вечеринках, приемах или просто в узком семейном кругу. Одной из наиболее животрепещущих тем для обсуждения была политика, хотя Уоллис и Эдуард это отрицают, – герцог с удовольствием принимал участие в дискуссиях, так как отныне мог это делать. Оковы политического безмолвия спали, и у Эдуарда наконец появилась возможность открыто высказывать свою точку зрения, пускай все еще не публично, но более расслабленно в кругу друзей.
С каждой встречей Шарль все ближе подталкивал Виндзоров к нацистам, уверяя, что они должны съездить в Третий рейх и своими глазами увидеть экономическое чудо Германии и невероятные социальные изменения в структуре страны.
Все, кто тогда решался побывать в рейхе, возвращались домой с неизгладимыми впечатлениями и восторгом. Людям нравилась красочная нацистская атрибутика, вышколенность, помпезность и торжественность каждого, даже самого незначительного мероприятия. Приезжие легко попадали в нацистские ловушки, не замечая реального положения вещей за их “театральными” постановками. Люди были словно в тумане, загипнотизированными, сохраняя одну способность – взирать. И Шарлю Бидо практически не стоило усилий уговорить герцога Виндзорского, который и сам давно грезил поездкой в Берлин, лично все увидеть и прочувствовать. Ведь именно с легкой руки Эдуарда, когда он был еще королем, произошло одно из важнейших событий в истории нацистской Германии, развязавшее руки Гитлеру для дальнейших действий, – ремилитаризация демилитаризованной Рейнской области
[121] в марте 1936 года, что фактически означало присоединение (возвращение под контроль государства) германских земель и военизацию страны. Несмотря на легкую критику в Британии в ответ на эти действия, англичане решили, что “…в конце концов, немцы всего лишь зашли в свой огород”
[122].
Под предлогом интереса Эдуарда к строительной индустрии в Германии 3 октября 1937 года он объявил о намерении поехать в Третий рейх. Нацистская элита знала о его скором приезде и начала готовиться к визиту за несколько недель до официального заявления. Провести встречу с бывшим королем вызвались несколько влиятельных нацистов: Рудольф Гесс, Мартин Борман, Роберт Лей. Конечно, апофеозом пребывания Эдуарда в Германии должна была стать личная встреча с фюрером Адольфом Гитлером.
После Третьего рейха Виндзоры намеревались отправиться в США, чтобы ознакомиться с американской строительной индустрией. Так как миссия Шарля Бидо завершилась и контроль за выполнением операции перешел к германской элите, он отправился в Америку, чтобы подготовить там все для приезда Эдуарда и Уоллис.
Узнав о планах герцога отправиться в гости к фюреру, британские политики, в том числе лорд Бивербрук и Уинстон Черчилль, старались отговорить строптивого бывшего короля от этой затеи, а его семья и вовсе грозилась прекратить всяческие контакты с ним. Но Эдуард был уже настолько обижен на них, что не стал никого слушать. Герцог мнил, что после отречения он даровал самому себе свободу слова и действий. На деле это было не так: за ним по-прежнему велась слежка, причем в гораздо большем объеме, чем он мог себе представить; телефонные разговоры прослушивались, и многие из его друзей и окружения были агентами британской разведки. Как ни старался Эдуард приобрести независимость и самостоятельность, он так и оставался всю жизнь “под колпаком” британской монархии и правительства.
