11 октября 1937 года Уоллис и Эдуард сели в Париже на поезд “Норд Экспресс”, шедший в Берлин. Там они были встречены самым торжественным образом на знаменитом вокзале “Фридрихштрассе”. Толпа скандировала “Хайль Виндзор!” и “Хайль Эдуард!”
[123]. На столбах развевались английские и нацистские флаги, скрепленные воедино, а оркестр играл национальный британский гимн “Боже, храни короля”. Среди присутствовавших были известные нацистские деятели, в том числе уже хорошо знакомый им Иоахим фон Риббентроп. Во главе стоял руководитель Германского трудового фронта, рейхсляйтер
[124], обергруппенфюрер СА
[125] Роберт Лей. Британская делегация на вокзале была представлена лишь третьим секретарем английского посла в Германии, Джоффри Харрисоном, что было расценено Эдуардом как еще одна пощечина со стороны правительства Великобритании. Негодование герцога усугубилось тем, что Харрисон передал ему записку от советника посольства, Джорджа Огилви-Форбса, с извинениями, что тот не смог лично присутствовать на встрече его высочества на “Фридрихштрассе”. Огилви-Форбс ссылался на то, что ему не было передано особых распоряжений от британского Министерства иностранных дел относительно их визита, а сам британский посол Невилл Хендерсон был неожиданно вызван в Лондон.
Несмотря на это, Огилви-Форбс в тот же вечер пришел к Виндзорам в отель, чтобы кратко проинструктировать, как следует себя вести в этой стране: не поддаваться влиянию идеологии, не салютовать, не обсуждать политику и все прочее в том же духе. Герцог нашел подобное вмешательство и нравоучения раздражающими и непозволительными по отношению к себе. Кроме того, Виндзорам было отказано в официальном приеме в посольстве Великобритании в Берлине в назидание и наказание за нерадивость Эдуарда.
Однако сам посол по личным убеждениям не мог вынести такого пренебрежения к бывшему монарху своей страны, заверив, что сразу же встретится с Виндзорами, как только вернется в Германию, чего, впрочем, не произошло.
Уоллис описывает Роберта Лея как весьма неприятного человека, склонного к алкоголизму. По ее мнению, он был слишком шумным, навязчивым и эксцентричным и проводил с ними гораздо больше времени, чем ей хотелось бы. Тем не менее американка пришла в неописуемый восторг от его огромного лакированного черного кабриолета марки “Мерседес-Бенц”, в который Лей пригласил супругов, чтобы под звуки оглушительной сирены прокатить по столице.
На протяжении пребывания в рейхе Виндзоры находились под охраной эсэсовцев в нескольких бронированных автомобилях.
Нацисты не прогадали, ставя на Уоллис, – все обращались к ней не иначе как “ваше королевское высочество”, салютовали ей на нацистский манер, поднимая прямую правую руку вверх, и одаривали ее такой обходительностью, которая могла прийтись впору самой королеве Англии. Видя такое отношение к супруге, Эдуард практически сразу же забыл обо всех уколах со стороны британского правительства и легко влился в круговорот нацистской красочности и помпезности. Считается, что герцог тогда забылся настолько, что и сам позволил себе поднять руку вверх в качестве нацистского приветствия. Фотографии попали во все европейские и американские газеты, что вызвало шквал критики и негодования со стороны Великобритании. Его сразу же обвинили в пронацизме и предательстве традиционных английских ценностей.
В свое оправдание Эдуард пытался доказать, что действие было неверно истолковано прессой, а он всего лишь поднял руку, стоя на балконе своего номера отеля “Кайзерхоф”, чтобы помахать находившимся внизу на улице репортерам и ликующей толпе.
Уже не в первый раз Эдуард вынужден был оправдываться за свои поступки – по сути, он делал это всю жизнь: в юности – за свою поездку в Италию, когда там был военный конфликт, а король Георг V строго запретил ему туда ехать; в молодости – за многие другие свои неосмотрительные действия; затем за многочисленные романы с замужними женщинами, за свое нежелание выполнять обязанности монарха, как того требовала традиция, за мальчишеское поведение во время поездки в Германию; затем за причастность к убийству на Багамских островах во время своего губернаторства там и еще много за что.
Несколькими днями позже Виндзорам пришло приглашение от рейхсминистра Имперского министерства авиации Германии Германа Геринга на нетипичное для немцев чаепитие в его резиденции Каринхолл. Оно находилось всего в сорока милях от Берлина и никак не осложняло расписание мероприятий Эдуарда и Уоллис, которое, разумеется, предусматривало подобное отступление от планов. Виндзоры с радостью приняли приглашение.
Изначально поездка планировалась на следующий день после их приезда, 12 октября. Однако Герман Геринг был вынужден срочно отправиться в Австрию в ответ на визит министра иностранных дел Гвидо Шмидта (1901–1957)
[126] с целью закрепления дружеских отношений между странами. Уоллис и Эдуарду ничего не оставалось, как продолжить пребывание в Германии в сопровождении уже ненавистного им Роберта Лея, неизменно сидящего между ними в своем черном кабриолете.
Маленькие города сменялись один другим, и вся поездка превратилась в непрекращающуюся череду демонстраций, посещений фабрик, пропагандистских выступлений, идеологических воззваний, нацистских салютов и прославления национал-социализма.
14 октября 1937 года путь в Каринхолл лежал через сказочную лесную дорогу. Несмотря на то, что в тот день шел мелкий серый дождь, герцогиня буквально не могла оторваться от окна автомобиля, будучи завороженной красотой природы Германии.
На пороге массивного одноэтажного особняка из серого камня, расположенного буквой П, стоял Геринг в кипенно-белом мундире ВВС с множеством блестящих увесистых медалей на широкой груди, рядом стояла его вторая жена – актриса Эмми Геринг (урожденная Зоннеманн). Геринги извинились, что не пригласили других гостей, кроме Виндзоров, так как они совсем недавно вернулись домой с похорон одного из родственников Эмми и не сочли допустимым устроить более многолюдный прием.
Исследователь Грег Кинг отмечает, что Герман Геринг очень нервничал во время этой встречи, так как на него Адольфом Гитлером была возложена ответственная миссия по завоеванию расположения Виндзоров к нацистской Германии.
Геринг проводил Уоллис и Эдуарда в огромный холл, где был накрыт стол для чаепития, такой большой, что на нем, по мнению американки, легко можно было станцевать всем вместе. Министр люфтваффе и бывший король свободно общались между собой на немецком языке. Положение ничего не понимающей Уоллис спасла Эмми, которая довольно неплохо владела английским. Несмотря на то, что с ними практически все время находился личный переводчик Гитлера Пауль Шмидт, Виндзоры предпочитали в основном опираться на свои силы и знания в общении с людьми.
