– Но тогда мне больше всего хотелось поскорее домой.
– Правда?
– Правда. К Ингер.
– А у тебя есть ее фотографии?
– Угу.
Он пошел к шкатулке и вернулся со стопочкой фотографий. Я видел их, но давно. На одной Ингер с папой и дядей Тором сидят на крыльце, на другой Ингер стоит у стола, заваленного рыбой. Но самая хорошая та, где бабушка снята на палубе «Тролля». На ней просторные непромокаемые штаны, волосы стоят на голове как стог, и она смеется во весь рот.
– Какая она была на самом деле? – спросил я.
– Хм, – ответил дед и спрятал подбородок в кулак.
Он смотрел то на фото, то на меня. Наконец сказал:
– Ну такая… Короче, или Ингер, или никого не надо.
Он снова вытащил фото из Балтимора.
– Я тогда наворотил делов перед рейсом, Трилле. Еще б немного, и вся любовь кончилась.
– Как так?
Дед собрал фотографии.
– Тебе все скажи.
Он положил снимки в шкатулку.
– Но все уладилось?
– У хороших парней всегда все улаживается, – кивнул дед и спрятал шкатулку. – Давай вечерком сходим в лодочный сарай?
– Не могу, мне к Лене надо. У нас проект по литературе.
Дед сунул руки в карманы.
– Скажи, когда у тебя будет время. Давно мы с тобой так не делали.
Я пообещал и убежал дальше.
В кухне у Лены царило мрачное настроение. Ильва с Леной делали уроки по математике.
– Поздравляю, прекрасные новости, – устало сказала Ильва.
Я подсел к ним за стол.
– Кари очень рада, – сказала Лена. – Она всегда радуется каждому ребенку.
– Мм, – сказала Ильва и надела на нос очки, чтобы перечитать условия задачки.
– Ты мне очень обрадовалась? – спросила Лена.
– Мм, – сказала Ильва, ведя пальцем по тексту задачки.
Иногда мне кажется, что если вокруг Ильвы рухнут стены дома, она и бровью не поведет.
Лена выхватила у нее задачник и отшвырнула его по столу подальше.
– Ты прямо очень мне обрадовалась, хотя тебе пришлось бросить школу, а папа слился? – закричала Лена.
Я хорошо знаю Лену и обычно загодя вижу, что сейчас грянет буря. Но в этот раз шторм начался неожиданно. Лена с размаху швырнула задачник на пол и, демонстративно топая, направилась к двери.
– Это что за вопрос? – крикнула теперь Ильва.
Лена открыла рот, чтобы крикнуть что-то в ответ, но только плечами передернула – мол, с кем тут разговаривать.
И тут случилось невозможное. Ильва сняла очки и сказала:
– Нет. Я не очень тебе обрадовалась.
Мертвая тишина наступила на кухне Лены Лид.
– Чего? – спросила она от двери.
– Мне было совсем мало лет. Я играла в музыкальной группе. Была середина учебного года. И папа, твой будущий папа, совершенно не хотел становиться отцом. Нет, – сказала Ильва, – я была не рада. Я была до смерти напугана.
Я никогда раньше не слышал, что у них на кухне тикают часы. Теперь они гулко вырубали глубокие борозды в воздухе.
– Ты знаешь, как трудно мы жили первые годы.
Ни звука.
– Но, – сказала Ильва, – я ведь не знала, что один человек может полюбить другого так сильно, как я полюбила тебя.
Лена втянула в себя глоточек воздуха, Ильва вернула на нос очки.
– И если тебе встретится мама, которая любит свою дочку больше, чем я тебя, расскажи мне.
Она подняла с пола задачник.
Я видел, что Лена глубоко задумалась – и ничего, к счастью, не придумала. Она вернулась к столу и снова села.
– Хорошо, но вы все-таки собираетесь родить мне наконец младшего брата? Или как?
– Господи, все. Трилле, теперь твоя очередь, А я пойду позанимаюсь с Крёлле вязанием.
Пришла Биргитта и первым делом взялась рассматривать искусство и восхищаться сочными, яркими цветами – так делают все, впервые попав к Лене в дом. Биргитта улыбалась, как будто в самом деле рада делать проект вместе с нами. С собой она принесла большую бутылку домашнего черничного сока.
Ильва часто включает в свои художественные проекты кино. И она научила Лену работать в специальной программе для монтажа фильмов. В кабинете, сделанном под лестницей на чердак, Лена показала нам видеоролик с флагштоком на большом экране. Я смутился – странно было смотреть на себя со стороны, а Биргитта засмеялась и сказала, что отлично получается. Лена собиралась добавить музыку и титры, а мы с Биргиттой сели за стол подумать над остальным.
У меня сроду не бывало такого напарника, как Биргитта: она не нудела, что ей скучно. Наоборот, она говорила, подхватывала мысли, и дело двигалось легко и весело.
Биргитта сказала, что боится говорить по-норвежски перед классом, но попробует записать свои реплики и говорить по бумажке.
– Давай ты расскажешь о книжке, а я об авторе? – предложила она.
– Мм, – промычал я и выдавил подобие улыбки, но в животе у меня все сжалось.
Лена смотрела на меня из-за компьютера и хмурилась.
Пришел с работы Исак.
– Попкорн заказывали? – крикнул он с порога и кинул сумку на пол.
От таких предложений не отказываются – мы все, конечно, кивнули, и вскоре он притащил огромную кастрюлю.
– Спасибо, папа, – быстро сказала Лена, когда Исак вошел в комнату.
Потом поняла, что я услышал, покраснела и с размаху поставила кастрюлю на мою книжку.
Не успели мы доесть попкорн, как в дверь позвонили.
– Гость косяком пошел, – вздохнула Лена и отправилась открывать.
За дверью стояли Кай-Томми и Туре.
– Вы случайно не ошиблись адресом?
Лена говорила так, будто перед ней два слабоумных старичка, сбежавших из дома престарелых.
Кай-Томми откинул челку назад.
– Биргитта здесь?
Биргитту не спрячешь в холодильник и не скажешь, что ее тут нет, когда она есть, поэтому вскоре эти двое сидели с нами за столом, удивленно озираясь по сторонам.
– Твоя мама сказала, что ты здесь, – объяснил Кай-Томми Биргитте.
Она улыбнулась. Совсем, видать, не понимает, насколько он ей не компания.
