Сквозь стекло я смотрел на строение, расположенное на противоположной стороне улицы, примерно на тридцать этажей выше нашего. Без света разбитых уличных фонарей намокший от дождя серый камень казался еще темнее.
– «Понтифик», – ответил я. – Раньше это был шикарный отель. И до сих пор им остается вообще-то.
«Понтифик» был заброшен несколько лет назад. Его построили, когда ходили слухи о возведении здесь футбольного стадиона в попытке привлечь больше туристов в Меридиан-Сити. И в попытке возродить Уайтхолл – захудалый урбанистический район, в котором мы сейчас находились.
К сожалению, со стадионом так и не сложилось, а «Понтифик» пошел ко дну после безуспешных попыток остаться в бизнесе.
Я окинул взглядом темные окна, тени штор, едва заметных внутри сотен пустовавших комнат, погруженных в тишину. Трудно представить, что в такой громадине не осталось ни следа жизни. Точнее, невозможно. Мои недоверчивые глаза исследовали каждую мрачную впадину. В поле зрения попадали лишь несколько сантиметров пространства номеров, а дальше все поглощала тьма.
– Такое чувство, будто за нами кто-то следит.
– Знаю, – согласился я, осматривая одно окно за другим.
Заметив краем глаза, как Рика дрожит, я поднял свою толстовку и отдал ей.
Она взяла ее, благодарно улыбнувшись, и развернулась, собираясь спуститься на первый этаж.
– Холодает. Поверить не могу, что уже наступил октябрь. Скоро придет Ночь Дьявола, – радостно сообщила Рика нараспев.
Я кивнул, двинувшись следом за ней.
Однако, бросив взгляд в глубь комнаты в последний раз, я ощутил пробежавший по телу холодок от мысли о сотнях манящих пустых номеров отеля на противоположной стороне улицы.
И столь давней Ночи Дьявола, когда мальчишка, который когда-то был мной, преследовал девушку, которая могла быть похожей на Рику, в месте, которое могло оказаться тем самым мрачным отелем за окном.
Только, в отличие от сегодняшнего вечера, он не остановился, а сделал кое-что, чего не должен был делать.
Я спустился по лестнице, всего в нескольких сантиметрах от Рики, двигаясь синхронно с ней и практически дыша ей в затылок.
Она не подозревала, насколько близка опасность.
Глава 2
Кай
Ночь Дьявола, шесть лет назад
Ночь Дьявола. Вот и все.
Последняя для нас.
В мае мы окончим школу, наша четверка разъедется по колледжам и будет возвращаться домой только на зимние или летние каникулы. К тому же в нашем возрасте будет несолидно устраивать всякие инфантильные выходки; мы больше не сможем ссылаться на свою юность, объясняя, почему решили праздновать ночь накануне Хэллоуина, не имея других причин, кроме желания подурачиться. Мы станем мужчинами. Такое уже не прокатит, так ведь?
Поэтому сегодня все закончится. Это финал.
Я захлопнул дверцу своей машины и пересек парковку, пройдя мимо «БМВ» Дэймона в сторону задних ворот собора, за которыми меня ждала приемная с кухней, несколькими столами и диванами. Один из кофейных столиков был завален брошюрами, обучающими молиться по четкам и «Поститься с пользой для здоровья».
С глубоким вдохом мои легкие наполнились неизменным запахом ладана, витавшим в этих тихих залах. Как и мой друг Дэймон, я родился в католической семье, но на практике нас можно было считать католиками с тем же успехом, с каким «Тако Бэлл»
[4] можно назвать мексиканским рестораном. Я играл роль, чтобы ублажить свою мать, а Дэймон играл ради забавы.
Я шел по коридору в здание церкви, но пронзивший тишину громкий хлопок заставил меня остановиться и оглядеться по сторонам в поисках источника звука. Как будто книга упала на стол.
По утрам в пятницу здесь обычно немноголюдно, хотя сейчас наверняка найдется несколько заблудших душ, замаливающих свои грехи, стоя на коленях у скамеек, потому что исповедь только закончилась.
– Что мы обсуждали вчера? – послышался звучный голос Отца Бейра откуда-то слева.
– Не помню, Святой Отец.
Я улыбнулся. Дэймон.
Свернув влево, беззвучно преодолел другой мраморный коридор, скользя пальцами по стенам, обшитым блестящими панелями из красного дерева, и стараясь не рассмеяться. Я остановился перед открытой дверью кабинета священника и прислушался. Дэймон отвечал Бейру плавным, спокойным тоном, словно следуя сценарию.
– Ты безответственный и не раскаиваешься в содеянном.
– Да, Отец.
Моя грудь затряслась от едва сдерживаемого смеха. Произносимые Дэймоном слова всегда звучали так противоречиво. «Да, Отец», – как будто он полностью признает, что вел себя дурно, и в то же время: «Да, Отец, разве вы не гордитесь мной?».
В большинстве своем мы каялись в исповедальнях в нефе, однако Дэймона после многих лет безуспешного наставления на путь истинный силами его отца и священника заставляли еженедельно посещать индивидуальные беседы.
Он чертовски ими наслаждался. Ему нравилось являться для кого-либо дьяволом.
Я осторожно заглянул в комнату и увидел священника, расхаживавшего вокруг стола, в то время как Дэймон стоял на коленях у одной единственной скамьи. Большая черная Библия Бейра лежала перед ним на пюпитре.
– Ты хочешь предстать перед Судом Божьим? – спросил Святой Отец.
– Мы все будем судимы.
– Я тебя не этому учил.
Дэймон немного склонил голову, отчего его черные волосы заслонили глаза, однако я заметил на его губах едва уловимую улыбку, которую Бейр, скорее всего, не видел. Мой друг был в школьной форме – брюках-хаки и традиционно помятой белой оксфордской рубашке с расстегнутыми манжетами. Ослабленный сине-зеленый галстук свисал с его шеи. Мы только собирались на занятия, но он, судя по виду, провел в этой одежде всю ночь.
Вдруг Дэймон повернул голову в мою сторону, высунул язык и провокационно провел им по губам, дерзко ухмыляясь. Я беззвучно засмеялся, улыбнулся ему и покачал головой.
Придурок.
После этого развернулся и пошел дальше, оставив Дэймона дожидаться окончания его «урока».
Я любил это место по многим причинам, однако подобные лекции в их число не входили. Мессы вгоняли меня в скуку, Воскресная школа была еще скучнее: многие священники казались отстраненными и равнодушными, а прихожане грешили с понедельника по субботу, чтобы в воскресенье всласть покаяться. Нас окружала сплошная ложь.
Но сама церковь мне нравилась. Тут было тихо. Можно помолчать, и никто не навязывал общение.
Пройдя в заднюю часть храма, я осмотрел четыре исповедальни, проверяя, не горит ли в них свет, означавший, что внутри есть священник. Они все оказались пустыми, поэтому я выбрал самую дальнюю справа. Она была частично скрыта за колонной и ближе всего стояла к витражным окнам.
