Опять.
– Я не прикоснусь к тебе, – пообещал я. – И прямо сейчас уберу руки, потому что… – Я прижался лбом к ее плечу. – Честность послужила истоком того, что зародилось между нами здесь шесть лет назад. Как бы там ни было, давай сохраним эту традицию. Просто послушай.
Когда мы остались в этой кабинке вдвоем в прошлый раз, она выслушала все, чем мне не хотелось делиться с другими людьми. Я хотел, чтобы в моей жизни присутствовал один-единственный человек, который знал бы настоящего меня, мне нужно, чтобы она поняла.
Девушка тяжело дышала, но не двигалась и не предпринимала попыток сбежать.
Ослабив хватку, я оставил руки у нее на талии.
– В детстве отец рассказывал мне истории о японских воинах, – начал я все так же тихо. – Потерпев поражение в битве, они совершали так называемое сеппуку. Ритуальное самоубийство. – В памяти всплыли иллюстрации, которые я видел в книгах – мужчины и женщины, стоявшие на коленях и сжимавшие в руках мечи. – Эти люди пронзали себя короткими кинжалами и вспарывали животы. Так они восстанавливали свою честь.
Бэнкс слушала молча. Я откинулся на спинку стула, утянув ее за собой.
– Им предпочтительнее было убить себя, чем до конца жизни испытывать чувство стыда, – пояснил я. – Они восстанавливали не только собственную честь, но и честь своей семьи.
Девушка не шевелилась, но я почувствовал, что она немного расслабилась.
– Арест изменил для меня все, – продолжил я. – Мое будущее, семью, надежды… Даже после освобождения я видел грусть во взгляде матери и разочарование в глазах отца. – В глазах начало жечь. Бэнкс прильнула к моей груди.
– Что мне сделать, если не вонзить гребаный меч себе в живот, чтобы отец вновь смотрел на меня, как прежде?
Я обвил руками ее талию, прислушиваясь к шорохам и скрипам в соборе и к завыванию ветра снаружи.
– У меня ничего не получалось с женщинами, Бэнкс. Я не мог к ним прикасаться. Не мог пить, улыбаться, практически не ел. Не мог позволить себе никаких удовольствий, потому что был недостоин.
Не желая ее ранить, я умолк. Но Бэнкс была необходима моя честность.
– Мы превратили жизнь Рики в ад той осенью, – сознался я. – Обвинили ее во всех смертных грехах, сделали своей целью, подвергли опасности и запугали. Мы издевались над ней, Бэнкс.
Я понизил голос до шепота.
– Она видела мое мерзкое поведение и все равно не перестала со мной разговаривать. По-прежнему выслушивала, обнимала меня и, черт… – Меня буквально душили подступившие слезы. – Мы втроем нуждались в том моменте, каждый по своим причинам. Рика помогла мне почувствовать себя желанным и сильным, понять, что я больше не одинок. И впервые за долгое время я ощутил хоть какое-то умиротворение.
Тело Бэнкс дрожало в моих объятиях. Прерывисто дыша, она тихо плакала.
– Но ты… – Я уткнулся носом ей в шею, опьяненный ее ароматом. – Ты меня мотивируешь, пробуждаешь во мне голод. С тобой я пылаю, и мне хочется замедлить время, а не наоборот. Тебя я ищу первым делом, едва переступив порог клуба. Не ее.
Бэнкс тяжело выдохнула, повернула голову, нашла мой рот и поцеловала. Ее губы буквально растаяли на моих, наши языки соприкоснулись. Мы дразнили друг друга, покусывали, ласкали. Я застонал; член в брюках настолько разбух, что стало больно.
– Теперь ты можешь притронуться ко мне, – прошептала она в перерыве между поцелуями.
И меня не нужно было просить дважды.
Я обвил руками ее талию, чувствуя мягкость кружева, ее нежную кожу под ним, и сжал. Адреналин разгорячил мою кровь, заставив потерять контроль. Она была такой сладкой на вкус.
Накрыв ладонью ее грудь, я прижал девушку к себе, наслаждаясь каждым движением.
– Мне нравится этот топ, – шепнул я, целуя и покусывая шею Бэнкс. – Безумно нравится.
– Я расплачусь с тобой за одежду.
Я снял с нее куртку и бросил на пол, затем стянул рубашку.
– Конечно, расплатишься.
Моя двусмысленная шутка, похоже, вовсе не разозлила Бэнкс, потому что она снова наклонилась и страстно впилась в меня губами.
– Для начала ты могла бы хорошо себя вести, – произнес я, сжимая ее грудь, облаченную в серый кружевной лифчик.
– Я же уличный сброд, Мори, – ответила девушка с издевкой, покрывая быстрыми поцелуями мою щеку, тем самым сводя меня с ума. – В моем арсенале только грязные методы борьбы.
– Больше нет. Теперь твоя очередь.
– Моя очередь для чего?
Я поставил ее на пол, развернул и притянул к себе. Бэнкс стояла у меня между ног, положив руки мне на плечи. Едва различая ее силуэт в темноте, я поднял взгляд и обхватил ладонями тонкую талию.
– Исповедоваться. Пора сбросить груз старых грехов.
Бэнкс молчала и не двигалась, вероятно, взвешивая все «за» и «против», что ей стоит говорить, а что – нет.
– Давай же, – подстегивал я.
– Ну… – Пальцы Бэнкс скользнули по моей шее, и она нервно захихикала. – М-м… простите меня, Святой Отец, ибо я согрешила. Прошло…
Девушка умолкла; в это время я расстегнул ее джинсы и позволил им сползти вниз по ногам.
– Прошло шесть лет с момента моей последней исповеди.
Освободившись от части одежды, она оседлала меня.
На мгновение я закрыл глаза, опустив руки на ее задницу, и вернулся назад в Часовую башню, в то время, когда все еще не полетело к чертям и я все еще был счастлив.
– Я… – Бэнкс прижалась ко мне бедрами. – Не знаю, с чего начать. Я нервничаю.
– Так много грехов накопилось?
Услышав ее смех, я улыбнулся.
– Ладно, позволь помочь тебе. – Я сжал ее в объятиях. – Ты часто думала обо мне на протяжении этих шести лет?
– Да, – шепотом призналась она.
Сжав ее тело, я ощутил гладкую кожу и кружевную ткань трусиков.
– Некоторые мысли были хорошими? – поинтересовался я.
Бэнкс подалась вперед прильнула ко мне грудью. Касаясь моих губ, она произнесла:
– Да.
Внизу живота словно разгоралось пламя. Я ощущал ее тепло, отчего член все сильнее упирался в ткань брюк.
– Ты трогала себя, думая обо мне?
Дыхание девушки стало прерывистым. Медленно покачивая бедрами, она терлась о мою плоть. Я почувствовал, как Бэнкс кивнула.
Подняв ладонь, я звонко шлепнул ее по ягодице.
Взвизгнув, она дернулась и отстранилась.
– Эй!
Бэнкс погладила место удара, но я взял ее руку и положил обратно себе на плечо.
– Это весьма неприлично, – продолжил я. – Итак, что ты использовала – вибратор, подушку?
