Нет, поскольку ДКД одновременно «это» и «не это», оно не противостоит стилям. Чтобы это полностью понять, нужно преодолеть дуализм «за» и «против» в их органичном целом. В Абсолюте нет различий, в нем есть все. Хороший джиткундоист руководствуется прямой интуицией.
Когда я впервые приехал в Соединенные Штаты, я преподавал свою версию вин-чунь — тогда у меня была моя «китайская» система.
Однако с тех пор меня больше не интересуют системы или организации. Организованные институты, как правило, плодят пленников систематизированной концепции, а инструкторы часто зациклены на рутине. Конечно, еще хуже, что принуждение учеников к безжизненной преформации блокирует их естественный рост. Учитель, то есть хороший учитель — это тот, кто указывает на истину, но не дает самой истины. Он использует минимум формы, чтобы привести ученика к неформальному. Кроме того, он указывает на важность способности человека войти в форму, не угодив в тюрьму, или следовать принципам, не будучи связанным ими.
Гибкое и беспристрастное целостное наблюдение принципиально важно в джиткундо или в любом боевом искусстве; это «полная мера осознанности» без центра или окружности; нужно быть в нем, но не быть им. Прежде всего я считаю, что учитель не зависит от метода и отработки привычных схем; вместо этого он изучает каждого отдельного ученика и побуждает его к исследованию себя, как внутри, так и снаружи, ради последующего слияния с собственным существом. Такое обучение, которое на самом деле не является обучением, требует чувствительного ума с великой гибкостью, и в наши дни его трудно найти.
Так же трудно найти искренних и серьезных учеников. Многие из них — энтузиасты на пять минут, некоторые приходят с дурными намерениями, но, к сожалению, большинство — третьеразрядные мастера, преимущественно конформисты. Третьеразрядный мастер редко учится полагаться на самовыражение; вместо этого он добросовестно следует навязанной схеме. Поэтому если что и воспитывается, так это зависимый ум, а не независимая пытливость. Со временем он может освоить некоторые практики и даже стать искусным бойцом в соответствии с какой-то определенной моделью. Он овладел навыками манипуляции, но так и не понял того, кто он такой.
Боевое искусство — не просто физический акт заполнения времени и пространства точными движениями. Такое могут и машины. Созрев, мастер боевых искусств поймет, что его удары не столько инструмент, необходимый для победы над противником, но инструмент, которым он пробивается сквозь свое сознание, «эго» и все ментальные блоки. Действительно, инструменты в конечном счете — это средство проникновения в глубину своего существа, чтобы восстановить равновесие внутреннего центра тяжести. Из этого внутреннего раскрепощения жизни вытекает внешнее выражение — инструменты. За каждым физическим движением хорошего мастера боевого искусства кроется эта цельность бытия, эта связность с общностью.
Как нам часто говорят разные «мастера» и «профессионалы» (похоже, у нас много профессиональных философов, а иногда и схоластов), боевое искусство — это «сама жизнь». Интересно, сколько из них действительно осознает это утверждение и способен его по-настоящему понять? Разумеется, жизнь не означает нечто частичное, некие рамки. Жизнь — никогда не упадок. Жизнь — постоянное движение, неритмичное движение, а также постоянные изменения. Вместо того чтобы течь вместе с этими изменениями безо всяких предубеждений, многие из «мастеров» боевого искусства — прошлого и настоящего — создали иллюзию фиксированных форм, цементируя вечно текущую материю, рассекая полноту, организуя отдельные модели, планируя спонтанность, разделяя гармоничное единство на дуализм мягкого и твердого, захватывания, противопоставляемого дистанции, и так далее.
Сегодня результат этого совершенно очевиден; кругом засилье бесчувственных запрограммированных роботов, которые упиваются собственными криками и духовными воплями. Они просто отрабатывают свои привычные методы как возможные ответы, а не реагируют на то, «что есть». Они больше не прислушиваются к обстоятельствам, они «рассказывают обстоятельства наизусть».
Эти бедняги стали теми самыми организованными формами, они — классические блоки; короче говоря, они — «продукт» тренировок, переданных предыдущими поколениями сотни и тысячи лет назад.
Часто возникает вопрос, противостоит ли джиткундо формам. Это правда, что в джиткундо нет заранее установленных форм (или «ката»). Однако в любом физическом движении для каждого человека всегда существует самый эффективный и живой способ достижения цели — правильный рычаг, равновесие в движении, экономичное и действенное использование движения и энергии и так далее.
Живое, эффективное движение, которое освобождает, — это одно; стерильные классические формы, которые связывают и обусловливают, — другое. Также существует тонкая разница между понятиями «бесформенность» и «неформальность»; первое — невежество, второе — трансцендентность.
В тотальном бою нет никаких стандартов и выражение должно быть свободным. Эта освобождающая истина становится реальностью лишь пропорционально тому, что сам человек испытал и прожил в своем самосознании.
И эта истина находится далеко за пределами стилей или учений.
Помните также, что джиткундо — это просто название, транспортное средство, помогающее преодолевать препятствия, вроде лодки, которая нужна для переправы через реку. Оказавшись на другом берегу, лодку бросают, а не тащат на спине. Этот мой текст в лучшем случае всего лишь «палец, указывающий на Луну».
Пожалуйста, не сосредоточивайтесь на пальце, иначе вы не увидите Луну и не сможете насладиться красотой неба. В конце концов, польза пальца «в том, что он указывает на свет, освещающий его и все остальное».
Источник: машинописное эссе Брюса Ли под названием «Джиткундо: к личному освобождению» плюс рукописная заметка Брюса Ли, озаглавленная «История дзен о чае», обе приблизительно 1971 года. Архив Брюса Ли.
5-J
Заметки о джиткундо
В совершенствовании боевого искусства должно присутствовать чувство свободы. Тренированный разум не может быть свободным разумом.
Тренировка ограничивает человека, ставя его в рамки конкретной системы.
Существует простое повторение ритмических, рассчитанных движений, из которых вычитаются «живость» и «обычность». Оно становится своего рода якорем, который удерживает и связывает, накоплением все большего и большего количества форм, одна форма отсюда, другая форма оттуда (видоизменения тренировок), средств и целей.
