Впечатляет, что именно здесь бенедиктинцы разглядели опасность, но ведь в основе их точки зрения лежит опыт. «Любой труд полностью поглощает трудящегося», — считают Рупперт и Грюн. Это значит, что через такое сверхотождествление самоценность человека оказывается полностью подчинена работе. Во многих дизайнерских агентствах считается некорректным уходить со службы вовремя. Те, кто не засиживается допоздна, слывут неудачниками. Подобные проекции — примитивнейшие защитные механизмы, но они, к сожалению, широко распространены.
«Трудоголик работает хоть и много, но без результата. Ему просто постоянно нужно что-то делать. Но с точки зрения творчества у него нет времени. Работа у него не спорится, она нужна ему для самооправдания. Он скорее прячется за ней. Девиз бенедиктинцев освобождает нас от необходимости что-то доказывать своей работой или прикрываться ей», — говорят Рупперт и Грюн. Кто ставит перед собой масштабные цели, тот должен держать дистанцию по отношению к работе и не растворяться в ней. Здоровое расстояние создает внутреннюю свободу, необходимую не только для мотивации, но и для творчества. Йозеф Бойс облек эту изнанку труда в такую провокационную формулировку: «Я кормлюсь расточением сил».
Буддизму тоже известны этические правила, имеющие непосредственное отношение к труду. Восьмеричный путь, ведущий к пробуждению, подчеркивает значение «цельного» или «правильного образа жизни» (санскр. samyag ājīva). Согласно этой философии, рассуждает Михаэль фон Брюк, обеспечение средств к жизни должно находиться в гармонии с двумя центральными буддийскими ценностями: внимательностью и сопереживанием. В то время как в христианском мире труд рассматривается в связи с экономикой, буддийское учение связывает его с этикой.
«Смысл работы (иначе говоря — жизнеобеспечения) состоит в том, чтобы обеспечивать жизнь — мою, моих близких, жизнь других, жизнь всех. Буддистский труд — сохранение жизни, защита жизни, забота о жизни», — утверждает публицист и теоретик буддизма Франц-Йоханнес Литч. Эта мысль возникает в той картине мира, где всё взаимосвязано. Всё просто, смотрите: вы только потому можете читать эту книгу, что автор ее написал. Его поддерживали семья и друзья; издательство и множество коллег вкладывали свой труд и творческую энергию в текст, чтобы в итоге издатель его оценил и продал. Я бы заблуждался, если бы считал, что раз автор — я, то это «моя книга». Ведь сначала кто-то придумал бумагу. До меня было написано много книг. И как только в вашей голове череда маленьких черных букв наполняется смыслом, вы становитесь соавтором.
В буддизме на это посмотрели бы так: я всего лишь маленькое звено в цепи событий, где всё взаимосвязано и непостоянно. От изобретателя бумаги до вас, читателей, все имеют отношение к этой книге. Потому и нет причины мне единолично гордиться ею: без целого ряда зависящих друг от друга обстоятельств, необозримо длинного и хрупкого, книги вовсе не существовало бы.
Опираясь на эту точку зрения, Литч пишет: «Кто вредит жизни, в итоге вредит себе самому; кто служит жизни, в итоге служит самому себе». Далай-лама высказал аналогичную мысль в книге «Моя духовная биография»: поскольку единственный путь обрести счастье — нести счастье другим, эгоистам следует проявлять сочувствие и самоотдачу. То же относится и к экономике, если мы посмотрим еще шире. Удовлетворенность коллег, партнеров и заказчиков отразится непосредственно на вас самих. Идея, что мир представляет собой непознаваемую цепь взаимосвязей, встречается и вне идеи Бога, и даже вне буддизма. Мэттью Кроуфорд, управляющий мотомастерской, пишет в конце своей книги: «Ich schraube, also bin ich» («Я закручиваю гайки, значит, я существую»):
Идея независимости постулирует одиночество; независимое существо свободно тогда, когда его можно назвать «свободным» от всех прочих изолированных существ. Смотреть так на самого себя — значит искажать то, что мы по природе задолжали миру. Потому что мы по необходимости зависимые существа: мы зависим друг от друга и каждый из нас зависит от мира, который не нами создан. Вести сознательную жизнь — значит полностью осознавать человеческую ситуацию зависимости. Вести хорошую жизнь — значит примириться с этой ситуацией и неутомимо совершенствоваться. Некоторые экономические обстоятельства способствуют такой жизни больше, чем другие. Отделим концепцию работы от ее исполнения, и мы окажемся отделены не только друг от друга, но и каждый индивидуум сам от себя. Ибо мышление неразрывно связано с действием, и именно в рациональной деятельности вместе с другими мы находим особое удовлетворение.
Фиделис Рупперт и Ансельм Грюн рекомендовали «спокойный и сосредоточенный способ работы и обращения с вещами». Большинство читателей не станет жить в монастыре, управлять мотомастерской или начинать каждое утро с часовой медитации. (Всё же последнее вам стоило бы попробовать!) Как правило, мы движемся через повседневность в спешке, разбрасываясь вниманием: мы одинокие борцы, зажатые общественными предписаниями, офисные отшельники.
4. Затеряться в работе
Кого полностью поглощает работа, тот утрачивает перспективу жизни. Узкий взгляд мешает творчеству, искусственно ограничивая опыт, а если чересчур распыляться, обращая свой профессиональный взгляд на разные области, можно ослепнуть. От такой судьбы, возможно, спасает реальность: для большинства это дети или домашние животные, а также, к сожалению, болезни. Когда работа поглощает нас, эти три вещи настойчиво напоминают о себе. Бесполезно пытаться их контролировать или хотя бы отчасти управлять ими: это невозможно. Позволит ли ребенок вам выспаться, что натворит ваша кошка или собака, не подведет ли здоровье, ведомо только звездам.
Нередко судьба наносит удар именно тогда, когда есть меньше всего возможностей ей противостоять. Физическая или душевная болезнь одного из членов семьи немедленно отражается на других. Случается, что к дедлайну, который вы и так рискуете просрочить, дети преподносят неожиданности. Хотя на работе чаще всего склонны проявлять сочувствие к «семейным обстоятельствам», порой мы можем рассердиться на себя за то, что в очередной раз «не преуспели».
Люди искусства испытывают большое психологическое напряжение, когда что-то слишком долго мешает их творчеству. Всё это не относится напрямую к той красивой точке зрения, что ничего в мире изменить нельзя. Два основных положения разных религий связаны с этим фактом и с него же, разумеется, начинаются: дверь в рай остается закрытой, как бы сильно мы в нее ни ломились. Зигмунд Фрейд шел еще дальше, утверждая, что в рамках этого мироздания счастье попросту не предусмотрено. У нас, следовательно, нет повода требовать счастья, но живем мы с негласным представлением, что жизнь нам его задолжала.
Первая истина Будды гласит: «Жизнь есть страдание». Человек постоянно испытывает муки: начиная с момента родов, продолжая конфликтами в подростковом возрасте, затем проблемами на протяжении всей взрослой жизни, и так через старение и болезни до самой смерти — жизнь постоянно заставляет страдать. Но, зная, что это так, мы можем стать хладнокровнее. (Это нелегко, и потому буддийский путь подразумевает непрекращающиеся практики.) Возможно, принимая во внимание эти утверждения, бытующие уже не одну тысячу лет, стоит проявлять осторожность в отношении веществ, приспособлений или людей, обещающих нам избавление от всех страданий. Наши попытки воплотить так убедительно звучащую идею рая на земле ведут к катастрофе. Тут может получиться, как считает философ Карл Поппер
[23], разве что ад.
