Прибывшие живо обсуждали девушек и игры, напитки и табак, и только гринго не принимал участия в разговоре, потому что не мог отвести глаза от металлического входа, утыканного стальными шипами.
Смогут ли Плагфорды – даже с помощью искусного индейца и безжалостного стрелка – вызволить своих родственниц из такого места? Чем дальше, тем сильнее Натаниэль сомневался в их возможностях.
Добраться до узников «Catacumbas» было, наверное, не легче, чем до заключенных в тюрьму Алькатрас пленников Испанской войны
[86] и индейцев-хопи
[87].
Перед ощетинившейся стальными шипами дверью Убальдо остановился.
Из бойницы в зубчатой стене появился мушкетон; его черный глаз нацелился на гринго со спутниками. У Натаниэля перехватило дух. Он подумал о Кэтлин, своей разрушенной гостинице, о матери, мичиганской вдове, оставшейся в мелочной лавке, куда никто уже не ходит.
– Buenos hombres. Todos
[88]. – Убальдо обращался к ружейному стволу. Мушкетон исчез, и Натаниэлю стало легче. Железная дверь начала открываться, под ней хрустнул камень.
Гринго сказал метису, что ждет не дождется встречи с белыми женщинами.
– Я смотрю таких женщин, – заметил Убальдо, – поэтому хорошо знаю английский.
– Мне хотелось бы повидать их.
– Я веду вас.
«Не давать воли страхам и взять себя в руки», – так решил Натаниэль. Его дело – найти женщин, забрать оставшуюся плату и как можно быстрее унести ноги от этой жуткой драмы.
Стальные шипы опустились, железная дверь открылась.
Глава 7. «Catacumbas»
Доставленную только что партию клиентов Убальдо провел в большую освещенную факелами приемную. Стены помещения были сложены из древних камней треугольной формы, а свисающие с потолка медные курительницы испускали дымок, ароматами корицы и ванили маскировавший запахи лишайника и столетий.
Группа прошла вдоль громадного гобелена, изображавшего древнее сооружение целиком, во всем величии и в окружении груд окровавленных тел; у большинства недоставало по меньшей мере по одной конечности. На вершине пирамиды воины-жрецы высыпали раскаленные угли на лица и гениталии пленников.
Подведя прибывших к уходящей в землю лестнице, Убальдо посоветовал не забывать об осторожности и держаться при спуске за перила.
Положив руку в белой перчатке на поручень, Натаниэль двинулся вниз по ступенькам, к светящемуся янтарным светом проходу в нижнем конце идущего под уклон коридора. Теперь он, наверное, не удивился бы, увидев выходящего оттуда Сатану.
Сойдя с лестницы и сделав несколько шагов, гринго попал в напоминающее пещеру помещение, бывшее когда-то, по всей вероятности, местом поклонения или проведения погребального ритуала. В дальнем конце комнаты находился помост, а потолок покрывали причудливые символы утраченной религии.
Под теплым светом сотен зажженных свечей в просторном зале этого богомерзкого храма собралась внушительная аудитория из примерно сотни джентльменов и вдвое меньшего числа женщин.
Красивая мексиканка с пышными бедрами, длинными ресницами и сильным подбородком поправила розовое кимоно и, подойдя к шестерке, поздоровалась с некоторыми из них, включая Бонито, по имени.
– Buenas noches, Pia, – отозвались мужчины.
Не дожидаясь каких-либо дополнительных распоряжений, Убальдо и мексиканцы начали разуваться. Мадам, взглянув на высокого гринго, сказала:
– Добро пожаловать в «Catacumbas», сеньор. Пожалуйста, снимите обувь.
На вопрос Натаниэля, зачем, ответ был таков:
– Грис хочет сохранить древнее искусство. – Пия указала на пол мрачного святилища, и гринго увидел, что он выложен глиняными плитками, каждая из которых представляет собой идеальный девятиугольник. – Симпатично, правда?
Натаниэль выразил свое восхищение девятиугольными плитками и снял туфли.
Убальдо и Пия понимающе переглянулись.
– Меня уведомили, что вы предпочитаете белых женщин. – Излучая тепло и запах бадьяна, мадам шагнула к джентльмену. – Разве вам не нравятся прекрасные и страстные mujeres de Mexico?
[89] – Она провела ладонью по его бедру.
В свое оправдание Натаниэль заявил, что его жена – прекрасная мексиканка. (На самом деле Кэтлин была чистокровной ирландкой, и чистоту крови нарушала лишь бабушка-еврейка, оперная певица из Австрии.)
– Вот почему у вас такой хороший испанский, – заметила мадам.
– И вот почему я хочу провести время с грингой.
Пия рассмеялась – густой, неудержимый смех вырвался, казалось, из самой глубины ее естества – и сказала, что понимает важность разнообразия.
– Сеньор Уэстон может сидеть, – сказал Убальдо, – а я пойду говорить с грингами.
– Gracias, – поблагодарил Натаниэль. – Мне хотелось бы взглянуть на обеих, прежде чем принять какое-либо решение.
– У одной волосы светлые, у другой рыжие. Каждая muy bonita, но… – Деревянный Нос замялся. – Одна потеряла правую ногу.
Гринго сделал вид, что вполне удовлетворен услышанным.
– Очень интересно.
Убальдо посмотрел прямо в глаза джентльмену.
– Вам будут нравиться эти женщины.
– Возможно, я проведу время с обеими.
Изображавшая рот тонкая ровная линия дрогнула, изогнулась, и деревянный нос накренился.
– Вы достойный человек. – В глазах мексиканца растворилась капля темной радости. – Я вернусь.
С этими словами он поспешил к одному из восьми коридоров, лучами расходившихся от храма и уводивших в катакомбы.
Ступая по девятиугольным глиняным плиткам, Натаниэль направился в зал, где на роскошном розовом ковре стояли диваны, оттоманки, столы и стулья. Не успел он сесть, как женщина в золотистом кимоно принесла мокасины.
– Gracias, Señorita.
Стромлер сунул ноги в мягкую обувь и огляделся.
Все клиенты были хорошо одеты и говорили по-испански, не считая кучки мужчин восточной наружности, игравших в маджонг
[90] в дальнем углу. Женщины в халатах, бесшумно скользившие по своим орбитам и напоминавшие монахов в шелках, составляли более разнообразную группу: мексиканки, южноамериканки, мулатки, негритянки и азиатки. Все они предлагали гостям себя и находили теплые слова.
