– Поди к чертям.
Длинный Клэй вынул черный револьвер, взял его за ствол и шагнул к кровати.
– Я его отведу… – начал было Брент, но высокий человек в черном треснул рукояткой по выпуклости под одеялом, что была головой Стиви.
Тот вскрикнул, стащил одеяло и потер ухо, уже приобретшее цвет спелого помидора.
– Черт, больно же! – Он посмотрел на треугольное лицо Длинного Клэя с холодными голубыми глазами, тонкими серыми усами и безгубым ртом и воздержался от прямых обвинений.
Стрелок отвернулся от юнца, сунул револьвер в кобуру, одну из двух на поясе, и снова пересек комнату.
На подоконнике, вырисовываясь темным силуэтом на фоне унылого серого неба, сидел Джон Лоуренс Плагфорд, здоровенный пятидесятидвухлетний мужчина с растрепанной бородой и в поношенном сером комбинезоне.
– С выпивкой ты закончил до возвращения домой. – Голос его прозвучал так, словно в горло набились сухие осенние листья.
– Не так уж много я и выпил, – попытался оправдаться Стиви. – Всего-то…
– Не заставляй папу повторять, – перебил его брат. – Мы не на прогулке.
Мысль о цели их путешествия отозвалась в груди у Брента рвущей болью.
В дверь трижды постучали. Два выхваченных револьвера взметнулись дугами вдоль рубахи Длинного Клэя. В замке жалобно скрипнул ключ. Дверь открылась. За порогом, в коридоре, держа в левой руке два куска баранины, стоял Штукарь, низенький и толстенький седоволосый негр в красно-коричневом костюме, куда более приличном, чем те, в какие вырядились белые люди.
Увидев перед собой два черных ствола – один смотрел ему в лицо, другой целился в сердце, – он не выказал страха и с набитым ртом произнес:
– Если дело в баранине, можем обсудить.
Высокий стрелок убрал оружие и отвернулся.
Штукарь проглотил прожеванное, переступил порог и закрыл дверь.
– Утро доброе всем.
– И тебе тоже, – сказал Брент.
– Доброе утро, – прохрипел Стиви.
Негр протопал к подоконнику и протянул кусок главе семейства.
– Как ты любишь.
Джон Лоуренс Плагфорд покачал головой и снова устремил взгляд в серый рассвет за окном. Растрепанная и торчащая во все стороны борода могла сойти за наглядное изображение взрыва негодования.
– Прожарилась как надо, – добавил негр, но и это уточнение не пробудило у папаши интереса.
– Пап, тебе поесть надо, – сказал Брент. – У нас сегодня долгий переход.
Джон Лоуренс взял предложенное угощение, прошептал «спасибо» и повернулся к окну. Кусок баранины в его лапищах смотрелся как музыкальный инструмент, назначения которого он не представлял.
Брент еще раз потянулся, спустил ноги на затертый плетеный коврик и направился к желтому комоду, на котором лежали плоские серые человеческие существа – его вымытое белье.
Стиви повернулся к Штукарю.
– Где индеец?
– Забыл, как его звать?
– Не забыл.
– Имена у людей не просто так. Даже у ниггеров и индейцев.
– Где Глубокое Озеро? – спросил Стиви.
– Глубокие Озера, – поправил негр.
– Но он же один.
– Такое у него имя.
Стиви встал и потянулся.
– Хочешь меня позлить?
– Люди хотят, чтоб их называли правильно. Относись к этому с уважением. Хочешь, чтобы я звал тебя Шкиви?
– Не хочу. Где Глубокие Озера?
– Не знаю.
Брент посмотрел на еще не высохшие подштанники.
– Разве он не остался с тобой вчера у прислуги?
– Индейцев там не принимают, – заметил Штукарь. – Я сказал, что он цивилизованный парень, но они – народ недоверчивый. Глубокие Озера говорил, что встанет где-нибудь на стоянку, а из города уйдет вместе с нами.
Огорченный притеснением туземца, Брент покачал головой.
– Зря он мне не пожаловался.
– Не хочет навязывать свое общество там, где его не ждут.
– Ладно.
Брент сунул сырые, воняющие мылом носки в чемодан. Рядом принялся собирать вещи Стиви.
В чулане что-то громыхнуло. Вослед оттуда же донесся едва слышный стон. Лицо Брента потемнело от гнева.
– Черт бы побрал этого идиота…
Длинный Клэй подошел к чулану и открыл дверь. За ней, подрагивая, стоял большой черный сундук. Стрелок постучал рукояткой револьвера по дереву.
– Сиди тихо, а то разозлишь меня.
Человек в сундуке притих.
Брент взглянул на отца. Ядовитые глаза Плагфорда-старшего полыхнули, выжигая воздух. Недоеденная баранина упала на опилки. Пальцы здоровяка сжали приклад черного обреза.
– Джей-Эл, – предупредил Штукарь и, поспешив к окну, схватил старика за правое запястье. – Не надо.
Длинный Клэй встал между папашей и черным сундуком и достал из заднего кармана фляжку с бурбоном. Свет, вспыхнув на серебряном сосуде, отразился пламенем в безумных глазах старика.
– Успокойся, – сказал стрелок.
Джон Лоуренс убрал руку с приклада дробовика, принял фляжку, крутанул крышку и поднес горлышко к потерявшемуся в зарослях рту. Сделав три долгих глотка, он завинтил крышку и снова увел взгляд в серое утро. Как часто бывало в последние полгода с лишком, здоровяк обошелся без слов.
Между тем Штукарь поднял упавшее мясо, снял прилипшие опилки и завернул кус в обрывок восковой бумаги.
Длинный Клэй посмотрел на Брента и Стиви.
– Слейте из сундука и поставьте его в повозку. Живо.
Глава 4. Баллада для настоящих людей
Виселицы в Нуэва-Вида установили два года назад, спустя полвека с лишком после того как местное население уступило драгоценные мексиканские акры бледнолицым тексиканцам
[18]. Карательные приспособления являли собой очевидный и впечатляющий символ правосудия, регулярно обеспечивающий зрителей развлечением, особенно забавным в том случае, если повешенный необычайно долго дрыгал ногами или его голова отрывалась.
Приблизившись к эшафоту, Умберто Кальес вытер пот с лысины, прикрытой до того сомбреро, и пошел по ступенькам, украшенным росписью, несомненно, радовавшей глаз каждого вздергиваемого эстета. Запыхавшись после подъема, пятидесятичетырехлетний мексиканец пересек платформу в направлении балюстрады и уже оттуда, со смертоносных подмостков, обратился к зрителям с вопросом, не желают ли они послушать песню.
