Люди, управлявшие грузовиком, привыкли путешествовать неделями, а иногда и месяцами. Их было двое: водитель и его помощник. Первый был за рулем, второй, забравшись на подножку, высматривал препятствия, наблюдая за движением вперед, подобно моряку на носу корабля, который помогает лоцману преодолеть фарватер. У них под рукой всегда был карабин, так как нередко прямо перед грузовиком резко останавливались косуля или тапир, больше из любопытства, чем из страха. Стреляли по видимой цели, и удача означала остановку: нужно было содрать шкуру, распотрошить животное, разделать части туши на пласты мяса, как картофель, который чистят по спирали до центра. Пласты тотчас натирались всегда готовой смесью соли, перца и измельченного чеснока. Их раскладывали на солнце и оставляли до следующего дня, чтобы повторить операцию, и так несколько дней. Так получают carne de sol (вяленое мясо), не такое вкусное, как carne de vento, которое сушат подвешенным на жердь, на ветру в тени, но зато оно дольше хранится.
Странное существование ведут эти виртуозные водители, всегда готовые выполнить самый сложный ремонт, поспешно сооружая и устраняя свалку из деталей на переезде, способные оставаться на многие недели в густых зарослях рядом со сломанным грузовиком, пока не проедет другой грузовик и не объявит тревогу в Куябе и пока из Сан-Паулу или Рио не доставят необходимую деталь. В ожидании они разбивают лагерь, охотятся, стирают, спят и терпеливо ждут. Моему лучшему водителю удалось избежать правосудия после совершенного им преступления, о котором он никогда не говорил. О нем знали в Куябе, но все молчали: только он мог решиться на самый трудный маршрут. В глазах окружающих он каждым днем своей рискованной жизни с лихвой расплачивался за чью-то другую, отнятую им.
Когда мы покидали Куябу около 4 часов утра, была ночь. Глаз угадывал несколько церквей, облицованных искусственным мрамором от фундамента до колокольни. Грузовик подпрыгивал, проезжая по мощенным речным камнем окраинным улицам, обсаженным стриженными в форме шаров манговыми деревьями. Похожая на фруктовый сад из-за естественного редкого расположения деревьев, саванна создает иллюзию обустроенного пейзажа, хотя мы уже давно едем по бруссе. Дорога достаточно быстро становится трудной: она взбирается вслед за рекой каменистыми зигзагами, которые то и дело пересекают ямы и топкие броды с вырубками.
Поднявшись немного наверх, мы увидели тонкую розовеющую линию, слишком неподвижную, чтобы ее можно было спутать с отблесками зари. В течение долгого времени мы сомневались в ее природе и реальности. Но после трех или четырех часов пути по каменистому склону взгляду открывается более широкий горизонт, и сомнения исчезают: с севера на юг протянулась красная стена, возвышающаяся на двести-триста метров над зеленеющими холмами. К северу она медленно понижается, переходя в плато. Но со стороны юга, откуда мы приближаемся, постепенно проступают детали. На стене, которая казалась только что безупречно ровной, становятся видны узкие расселины, выступающие вперед скалы, балконы и платформы. В этом каменном творении есть широкие площадки и ущелья. Грузовик потратит множество часов, перед тем как взберется по едва приспособленной человеком дороге на верхний выступающий край шапады Мату-Гросу, а далее тысячекилометровое плато шападан потихоньку понижается к северу вплоть до амазонского бассейна.
Перед нами открывается совсем другой мир. Жесткая трава молочного зеленого цвета едва скрывает песок, белый, розовый или цвета охры, образовавшийся от выветривания песчаника. Из растительности здесь только редко разбросанные узловатые деревья, защищенные от царящей в течение семи месяцев в году засухи толстой корой, блестящими листьями и колючками. Однако стоит дождю пойти в течение нескольких дней, чтобы эта пустынная саванна превратилась в сад: трава зазеленеет, на деревьях распустятся белые и сиреневые цветы. Здесь по-прежнему сохраняется ощущение необъятности простора. Поверхность кажется ровной, а склоны такими незначительными, что горизонт просматривается на десятки километров: полдня тратится на преодоление пространства, которое рассматриваешь с утра, и пейзаж этот повторяет вчерашний. Так что восприятие и память смешиваются, и наступает навязчивая иллюзия неподвижности. Земля простирается так далеко, она до такой степени лишена неровностей, что отдаленный горизонт сливается с облаками в небе. Картина эта слишком фантастична, чтобы утомлять однообразием. Время от времени грузовик переезжает вброд разлившиеся по плоскости реки без берегов, которые скорее затопляют плоскогорье, чем пересекают его, словно эта земля – одна из самых древних в мире, еще нетронутый фрагмент континента Гондваны, который в мезозое объединял Бразилию и Африку – осталась навсегда молодой, и реки не успели углубить себе русло.
В Европе под рассеянным светом небес земля являет четкие формы. Здесь роли неба и земли, привычные для нас, меняются. Над молочной полосой campo облака приобретают самые причудливые очертания. Небо – это область форм и объемов; земля хранит мягкость первых веков.
Однажды вечером мы остановились недалеко от гаримпо, лагеря искателей алмазов. Вскоре наш костер обступили тени: несколько старателей (garimpeiros), достав из котомок или карманов потрепанной одежды маленькие бамбуковые трубочки, высыпали их содержимое нам в руки. Это были необработанные алмазы, которые они надеялись продать. Но я был достаточно наслышан об их нравах от братьев Б., чтобы знать, что ничего из предложенного не может быть по-настоящему интересным. Старатели имели свои неписаные законы, которым строго следовали.
Люди здесь делились на две категории: авантюристы и беглецы; причем последних гораздо больше, ведь, однажды присоединившись к гаримпо, очень трудно выйти оттуда. Течение маленьких рек, в песке которых добывались алмазы, контролируют те, кто занял место первым. Крупную удачу приходится долго ждать, она выпадает нечасто. Поэтому старателей объединяют в отряды под руководством начальников, гордо носящих звание «капитана» или «инженера», задача которых вооружить своих людей и снабдить их необходимым оборудованием – луженым железным ведром, чтобы поднимать гравий, решетом, вашгердом, шлемом скафандра, чтобы заглянуть на глубину, воздушным насосом и, наконец, самое главное, – снабжать их провизией. Взамен работники обязывались продавать свои находки только доверенным скупщикам (которые были связаны с крупными голландскими и английскими гранильными мастерскими) и делиться прибылью с начальником.
Вооружение необходимо не только по причине постоянных столкновений между отрядами. До совсем недавнего времени, и даже сегодня, оно позволяло преграждать полиции доступ в гаримпо. Таким образом, алмазоносная зона образовывала государство в государстве, причем первое вступало иногда в открытую войну со вторым. В 1935 году рассказывали о такой войне, которую вели в течение многих лет «инженер» Морбек и его отважные сторонники (valentxes) против полиции Мату-Гросу, и которая закончилась соглашением. Нужно сказать в оправдание непокорных, что несчастный, которого полиции удавалось поймать на подступах к гаримпо, редко доезжал до Куябы. Знаменитый начальник отряда, «капитан» Арналду, был схвачен вместе со своим ближайшим помощником. Их связали за шеи, поставив ноги на дощечку, и они стояли так, пока усталость не заставила их потерять равновесие и они не упали с высоты дерева, где их оставили, затянув петлю.
