После этого случая и нескольких последующих атмосфера на всем протяжении линии стала напряженной. Как только удавалось связаться из главной станции Куябы с другими постами (каждый раз на это уходило несколько дней), мы получали самые печальные вести: где-то индейцы совершили нападение; где-то их не видели уже три месяца, что тоже было плохим предзнаменованием; а в местах, где их прежде удалось привлечь к работам, они снова превратились в bravos, то есть дикарей, и т. д. Была только одна обнадеживающая новость или, по крайней мере, мне ее так преподнесли: уже несколько недель три монаха-иезуита обустраивались в Журуэне, на границе территории намбиквара, в 600 километрах на север от Куябы. Я мог отправиться туда, чтобы получить необходимые сведения и затем построить окончательные планы.
Итак, я провел месяц в Куябе, чтобы организовать экспедицию; раз уж у меня появилась такая возможность, я решил идти, несмотря на то, что мне предстояло полгода путешествия в засушливый сезон через плато, которое, по описаниям, было пустынным, без пастбищ и дичи. Нужно было запастись едой, не только для людей, но и для мулов, которые будут служить нам верховыми животными, пока мы не достигнем бассейна реки Мадейры, где сможем продолжить путь на пироге. Мулу, если его не кормить маисом, не хватит сил нести седока, поэтому для перевозки съестных припасов нужны волы, которые более выносливы и довольствуются любой пищей, которую находят – жесткой травой и листвой. Тем не менее я должен был учитывать, что часть волов умрет от голода и от усталости, и купить их «с запасом». Также нужны погонщики, которые будут ими управлять, нагружать и разгружать на остановках, а значит, моя группа увеличится сразу на такое количество мулов и еды, что понадобятся дополнительные волы… Это был заколдованный круг. Вконце концов после долгих утомительных обсуждений со знатоками – бывшими служащими линии и караванщиками – я остановился на следующем составе: пятнадцать человек, столько же мулов и три десятка волов. Мулов выбирать не пришлось, так как в радиусе 50 километров вокруг Куябы на продажу было выставлено не больше пятнадцати, и я купил их всех, по цене от 150 до 1000 франков за голову, по курсу 1938 года, в зависимости от их внешнего вида. На правах руководителя экспедиции я оставил себе самое величественное животное: большого белого мула, приобретенного у тоскующего мясника, любителя слонов, о котором уже шла речь выше.
Сложнее всего дело обстояло с выбором людей. В самом начале в состав экспедиции входили четыре человека, составляющих научный штат, и мы хорошо знали, что наш успех, безопасность и даже жизнь будут полностью зависеть от надежности и опытности команды, которую мы наберем. Целыми днями я только и делал, что выпроваживал деревенское отребье Куябы, бездельников и пройдох. В конце концов старый «полковник» из окрестностей посоветовал мне одного из своих прежних погонщиков. Он обитал в заброшенной деревушке и был, по словам «полковника», бедным, надежным, добродетельным. Когда я увидел его, он сразу покорил меня природным благородством, свойственным крестьянам внутренней части страны. В отличие от прочих, он просил меня о годовом жаловании на привилегированном положении, а выдвинул следующие условия: позволить ему самостоятельно выбирать людей и волов, а также взять с собой нескольких лошадей, которых он рассчитывал выгодно продать на севере. Я уже купил стадо волов у караванщика из Куябы, очарованный их размерами, а еще больше вьючными седлами и старинной выделки сбруей из шкуры тапира. К тому же, епископ Куябы навязал мне одного из своих протеже в повара; в конце нескольких перегонов выяснилось, что он veado branco, «белая косуля», то есть гомосексуалист, страдающий геморроем до такой степени, что не мог усидеть на лошади и был счастлив покинуть нас. Покупая великолепных волов, я не знал, что они совсем недавно прошли 500 километров и у них под кожей не осталось жира. Седла натирали им спины, доставляя бедным животным страдания. Несмотря на все старания опытных погонщиков, на хребте у них стали открываться широкие кровоточащие раны, кишащие червями, такие глубокие, что можно было увидеть позвоночник. Эти разлагающиеся скелеты были первыми потерями.
К счастью, мой помощник, Фулженсиу – произносили как Фруженсиу – сумел пополнить стадо другими волами, пусть не столь внушительного облика, но большинство из них дошли до конца. Что касается людей, он набрал в своей деревне и ее окрестностях юношей, которых он знал с рождения и которые с должным почтением относились к его опыту. Большей частью они происходили из старых португальских семей со строгими традициями, обосновавшихся в Мату-Гросу век или два назад.
Как бы они ни были бедны, у каждого из них было полотенце, окаймленное или просто украшенное кружевом – подарок матери, сестры или невесты, – и до конца путешествия они не соглашались вытирать лицо ничем другим. Но когда я им впервые предложил положить в кофе порцию сахара, они мне надменно ответили, что они не viciados, то есть не развратники. Я испытывал некоторые трудности с ними, потому что у них было собственное мнение по каждому вопросу, такое же сложившееся, как мое. Мне с трудом удалось избежать открытого возмущения при решении вопроса о составе съестных припасов путешествия. Они были убеждены, что умрут от голода, если весь продовольственный груз не будет состоять из риса и фасоли. Только в виде исключения они смирились с вяленым мясом, несмотря на их убеждение, что дичь можно найти всегда. Но сахар, сухие фрукты, консервы оскорбляли их до глубины души. Они отдали бы за нас жизнь, но обращались к нам на «ты» и ни за что не согласились бы стирать платок, который им не принадлежал, стирка была уделом женщин. Основы нашего соглашения были следующими: в течение всей экспедиции каждый получит в пользование верховое животное и ружье; и кроме пищи, будет выплачено жалованье, равноценное 5 франкам в день по курсу 1938 года. Для каждого из них 1500 или 2000 франков, сэкономленных к концу экспедиции (они ничего не хотели получать, пока дело не будет закончено), представляли сумму, позволяющую одному жениться, другому заняться животноводством.
Было решено, что Фулженсиу наймет нескольких молодых, уже знакомых с цивилизацией индейцев пареси, когда мы будем пересекать прежнюю область проживания этого племени, которое составляет сегодня самую большую часть обслуживающего персонала телеграфной линии, на границе территории намбиквара.
Так постепенно экспедиция составилась из групп по два-три человека и животных, рассеянных по окрестностям Куябы. Сбор был назначен на один из дней июня 1938 года при въезде в город, откуда волы и наездники отправятся в путь под руководством Фулженсиу и с частью поклажи. Навьюченный вол несет от 60 до 120 килограммов в зависимости от его силы, распределенных справа и слева на два тюка одинаковой тяжести посредством деревянного седла, обитого соломой. Все это сверху накрывается сухой кожей. В день они могут пройти около 25 километров, но после каждой недели пути животные нуждаются в нескольких днях отдыха. Итак, мы решили отправить животных вперед, нагрузив их как можно меньше. Согласно плану, я должен был ехать на тяжелом грузовике, пока дорога будет позволять, то есть до Утиарити, в 500 километрах к северу от Куябы – поста телеграфной линии уже на территории намбиквара, на берегу реки Папагайо, где слишком хлипкий паром не сможет переправить грузовик. Дальше начнется приключение.
