Ветки складывают в одном из углов лагеря, и каждый пользуется их запасом по мере надобности. Семейные группы собираются вокруг своих пылающих костров. Вечер проходит в беседах или же в песнях и танцах. Иногда это продолжается до глубокой ночи, но обычно, после нескольких обменов дружескими ласками или шутливо поборовшись, пары теснее льнут друг к другу, матери прижимают к груди спящих детей, наступает тишина, и ничто не тревожит ее покоя, кроме треска полена в холодной ночи, легких шагов подносящего дрова, лая собак или детского плача.
У намбиквара немного детей и, как я отметил впоследствии, нередко среди них встречаются и бездетные пары. Обычно на одну пару приходится не больше двух детей. Больше трех – это скорее исключение. И пока самый младший не отнят от груди, половые отношения между родителями запрещены, то есть часто до его трехлетнего возраста. Мать, чья спина занята корзиной, носит своего ребенка верхом на бедре, фиксируя его положение с помощью широкой плечевой перевязи из коры или хлопка. Кочевая жизнь и недостаток пропитания вынуждают туземцев быть крайне осмотрительными. При необходимости женщины прибегают к помощи механических средств или целебных трав, чтобы вызвать выкидыш.
Тем не менее намбиквара испытывают к своим детям очень нежную привязанность, и те отвечают им взаимностью. Нередко родительские чувства не так легко распознать, они скрыты за раздражительностью и некоторым отчуждением. Например, маленький мальчик страдает от несварения желудка; у него болит голова, его рвет, половину времени он стонет, вторую половину – спит. Но никто не обращает на него ни малейшего внимания, и на протяжении всего дня он остается один. Когда же наступает вечер, мать подходит к нему и, пока он спит, тихонько ищет у него вшей, подавая остальным знак, чтобы не приближались, и качает его на руках, как в колыбели.
Или же, например, молодая мать играет со своим малышом, легонько шлепая его по спине. Малыш смеется, и она так увлекается, что начинает бить все сильнее и сильнее, пока тот не начинает плакать. Тогда она прекращает игру и принимается его утешать.
Я видел, как одну маленькую сироту (я уже говорил о ней) буквально затоптали во время танца – среди всеобщего возбуждения она упала, и никто из танцующих не заметил этого.
Когда дети чем-то недовольны или огорчены, они с легкостью могут побить мать, и та не будет противиться этому. Детей никогда не наказывают, я ни разу не видел, чтобы их били, а если и замахивались, то только в шутку. Иногда ребенок плачет оттого, что ушибся, подрался, или голоден, или не желает, чтобы у него искали вшей. Хотя последний случай является довольно редким: удаление вшей, кажется, зачаровывает «пациента» и забавляет исполнителя; его также воспринимают как знак внимания и привязанности. Сын или муж иногда кладет голову на колени матери или жены, подставляя поочередно обе ее стороны. И она приступает, разделяя волосы на проборы или высматривая каждую прядь на просвет. Пойманная вошь тотчас съедается. Плачущего ребенка утешает один из членов семьи или более взрослый ребенок.
Игры матери с ребенком полны веселья и бодрости. Например, мать протягивает ребенку какой-нибудь предмет через солому шалаша и отдергивает в тот момент, когда он почти схватил его: «Бери спереди! Бери сзади!» Или же она поднимает ребенка и, смеясь, делает вид, что собирается бросить его на землю. «Amdam nom tebu! Я тебя сейчас брошу!» – «Nihui! – пронзительно кричит ребенок. – Я не хочу!»
Дети, в свою очередь, окружают мать тревожной и требовательной нежностью. Они заботятся о том, чтобы она получила свою часть добычи после охоты. Сначала ребенок живет около матери. В пути она несет его, пока он не научится ходить, а потом он идет рядом с ней. Он остается с ней в лагере или деревне, пока отец на охоте. Однако через несколько лет различия между полами начинают играть свою роль. Отец проявляет больше интереса к сыну, чем к дочери, потому что должен обучить его мужским видам деятельности; и то же самое можно сказать относительно матери и дочери. Но отец обращается с детьми с той же нежностью и заботой, о которых я уже упомянул. Гуляя с ребенком, он сажает его на плечо; или мастерит для него оружие, по размеру подходящее для маленькой детской руки.
Именно отец рассказывает детям традиционные мифы, но делает это на понятном для малышей языке: «Все умерли! Никого не осталось! Ни одного человека! Никого!» – так начинается детская южноамериканская легенда о потопе, к которому восходит гибель первоначального рода человеческого.
В случае полигамного союза между детьми от первого брака и их молодыми мачехами складываются особые отношения. Мачехи живут с ними в дружеском согласии, которое распространяется на всех девочек группы. Независимо от численности группы девочки и молодые женщины принимают совместные речные ванны, ходят все вместе в кусты, чтобы удовлетворить естественные нужды, вместе курят, шутят и предаются играм сомнительного толка, например по очереди плюют друг другу в лицо. Эти отношения говорят о близости, но лишены взаимной вежливости, подобно отношениям между молодыми людьми в нашем обществе. Они редко подразумевают взаимопомощь или знаки внимания; но влекут за собой очень интересные последствия: девочки быстрее мальчиков обретают независимость. Они всюду сопровождают молодых женщин, следуют им во всем, принимают участие в их деятельности, тогда как мальчики, предоставленные самим себе, если и пытаются создать группы того же типа, то достаточно неумело и без особого успеха, и охотно остаются, по крайней мере в раннем детстве, рядом с матерью.
Маленькие намбиквара играть не умеют. Иногда они мастерят предметы из перекрученной или плетеной соломы, и единственным их развлечением становятся состязания или совместные прогулки. Они стараются во всем подражать жизни взрослых. Девочки учатся прясть, шатаются без дела, смеются и спят; мальчишки позже начинают осваивать стрельбу из маленьких луков и приобщаться к мужскому труду (в восемь или десять лет). Но и те и другие очень быстро осознают основную беду и проблему жизни намбиквара – проблему пропитания, и свою активную роль в добывании его. С большим энтузиазмом они собирают плоды и ловят животных вместе со взрослыми. В период голода, когда все усилия направлены на поиск пищи, нередко можно увидеть, как они выкапывают корни или крадутся в траве на цыпочках, с большим прутом в руке, чтобы убить кузнечика. Девочки понимают, какая роль возложена на женщин в экономической жизни племени, и полны нетерпения достойно приобщиться к ней.
Однажды я встречаю девочку, которая заботливо выгуливает щенка, точнее носит его в той же повязке, которую ее мать использует для ее младшей сестры, и я интересуюсь: «Ты нянчишь своего щеночка?» Она с серьезным видом отвечает: «Когда я вырасту большим, я убью диких кабанов, обезьян; всех их убью, когда он начнет лаять!»
Впрочем, она допустила грамматическую ошибку, на которую обратил внимание ее смеющийся отец: нужно было сказать tilondage, «когда я вырасту большой», вместо мужского ihondage «большим», который она употребила. Ошибка показательная, потому что иллюстрирует женское желание уравнять значимость собственного вклада в экономику племени с мужским. Так как точный смысл слова, употребленного девочкой, – «убить, поколотив дубиной или палкой» (здесь палкой для рытья), мне кажется, она пытается неосознанно отождествить женские занятия, сбор плодов и ловлю маленьких животных, с мужской охотой с луком и стрелами.
