В отличие от намбиквара, тупи-кавахиб не скрывают своих имен, более того, как отмечает один из исследователей XVI века, все они имеют определенное значение. «Подобно тому, как мы придумываем клички животным, – пишет Лери, – индейцы в качестве имени для ребенка использует названия хорошо знакомых явлений окружающей действительности: Саригуа – четвероногое животное, Аринян – курица, Арабутан – бразильское дерево, Пиндо – высокая трава и так далее».
Почти всегда индейцы сами объясняли мне значение своего имени: Таперахи – маленькая птичка с черно-белым оперением, Кунхатсин – белокожая женщина, Такваме и Таквари – происходят от названия одного из сортов бамбука takwara, Потьен – пресноводная креветка, Виракару – кожный клещ (по-португальски «bicho de pé»), Карамуа – растение, Валера – тоже один из сортов бамбука.
Другой путешественник XVI века, Штаден, писал, что женщин в основном «называют именами птиц, рыб, плодов» и что когда муж убивает пленника, то ему вместе с женой приходится брать другое имя. Мои новые товарищи уже прошли через это, так Карамуа звали раньше Жанаку, мне объяснили, что «он уже убил человека».
В детском возрасте и в юности индейцы часто получают прозвища, которые «привязываются» к ним до конца жизни. Таким образом, у человека существуют два, три, или даже четыре имени, и каждый индеец с удовольствием о них рассказывает.
Изучение имен представляет собой значительный интерес, поскольку каждый род на протяжении столетий, называя ребенка, следует семейным традициям, прибавляет к имени постоянно повторяющуюся часть слова, переходящую от отца к детям. Большинство имен в одной семье имеет общие корни, говорящие о принадлежности к одному роду. Так произошло и с жителями деревни, которую я изучал: все они были в родственных связях, составляли род «mialat» (от индейского – «кабан»), однако браки заключались и с другими кланами: паранауат (река), такватип (бамбук) и другими. Имена всех членов клана такватип имели общие корни, происходили от одного эпонима: и «так-вам», и «таквари», и «валера» – все это названия разных сортов бамбука, «топехи» – бамбуковый плод, «карамуа» – похожее на бамбук растение.
Одной из удивительных особенностей социального устройства этих индейцев была почти полная монополия вождя на владение женщинами. Четыре из шести достигших половой зрелости женщин были его женами. И это только потому, что из двух других одна была его сестрой – Пенхана, другая – в преклонном возрасте, никого больше не интересовавшая – Виракару. Кажется, Таперахи мог иметь столько жен, скольких он способен материально обеспечить. Главной женщиной в семье была самая юная (если не брать в расчет парализованную Ианопамоко) из всех – Кунхатсин. По мнению местных жителей, да и на мой взгляд тоже, девушка была необычайно красива. Согласно законам «семейной иерархии», за Кунхатсин следовала ее мать и вторая жена Таперахи – Марубаи.
Пожалуй, старшая жена больше всех помогала Таперахи в рабочих делах, а все остальные занимались домашним хозяйством: кухней и детьми, которые росли и воспитывались все вместе, малышей кормили грудью по очереди и часто даже не могли определить, чей именно это ребенок. Зато старшая жена сопровождала Таперахи в поездках, помогала принимать гостей, хранила полученные подарки, распоряжалась по хозяйству. Заметим, что у индейцев намбиквара все было наоборот: старшая жена являлась хранительницей семейного очага, а другие супруги помогали в делах.
Привилегированное положение вождя относительно женщин, скорее всего, основывалось на признании его особенной природы. У Таперахи был особенный темперамент, случались приступы страха, отчаяния, гнева, тогда он мог спокойно убить человека (я еще расскажу об этом) и приходилось его успокаивать. Был у него и дар предсказателя и другие таланты, а также необычный «сексуальный аппетит», удовлетворять его должны были несколько супруг. В течении тех двух недель, что я провел среди индейцев, меня не раз удивляло странное поведение Таперахи по отношению к домочадцам. У него была какая-то смутная навязчивая идея, что-то неизвестное очень его беспокоило: трижды в день он перевешивал свой гамак и пальмовый навес, защищающий от дождя, ходил по пятам за женами, детьми, Потьеном. По утрам вместе с женами он уходил в лес, чтобы, как объяснили индейцы, совокупляться. Через полчаса или через час они возвращалась, и вновь начиналась «перестановка».
Ко всему прочему, Таперахи, пользуясь полигамной привилегией, иногда предоставлял своих жен товарищам и гостям для любовных утех. Потьен был не только заместителем Таперахи в вопросах управления деревней, он принимал активное участие в семейной жизни, иногда даже готовил для детей, кормил их, пользовался милостями хозяина. Что касается иностранцев, почти все путешественники XVI века обращают внимание на невероятный либерализм вождей тупинамба. Когда я приехал в деревню, законы гостеприимства тоже сделали свое дело: Таперахи, пытаясь показаться мне радушным хозяином, отдал Ианопамоко индейцу Абайтару, правда, она оказалась беременной. Вплоть до моего отъезда она делила с ним гамак и пищу.
Однако, как признался мне Абайтара, этот поступок был далеко небескорыстным. Таперахи предлагал отдать Ианопамоко насовсем, но взамен требовал у Абайтары его маленькую дочь – Топехи, которой в то время исполнилось всего восемь лет. «Kari-jiraen taleko ehi nipoka», – говорил он мне, что означало: «Вождь хочет жениться на моей дочери». Сам Абайтара не очень-то желал жениться на Ианопамоко, ведь девушка была больна: «Она даже не сможет пойти на реку за водой». К тому же, условия такого обмена казались ему несправедливыми: взрослая парализованная женщина и здоровая, полная жизни маленькая девочка. У Абайтары были другие надежды: вопреки желаниям Топехи, он собирался в недалеком будущем взять в жены двухлетнюю малышку Купекахи, которая будучи дочерью Такваме, принадлежала к одному с ним клану такватип, и Абайтара в сущности был ее дядей. В свою очередь, Такваме, по условиям «брачной сделки», была обещана индейцу из другого племени – Пимента-Буэну. Таким образом было бы восстановлено семейное равновесие, поскольку Таквари, со своей стороны, был «обручен» с малышкой Купекахи, но в результате всех этих «супружеских торгов» Туперахи лишился бы двух жен из четырех, однако с помощью Топехи возвратил бы одну.
Каким был исход этих обсуждений, я не знаю; но в течение двух недель совместной жизни они вызвали напряжение между главными действующими лицами, и ситуация становилась иногда тревожной. Абайтара был одержим мечтами о своей двухгодовалой невесте, видя в ней, несмотря на его тридцать или тридцать пять лет, супругу, близкую его сердцу. Он делал ей маленькие подарки, и когда она резвилась на берегу, он любовался и меня заставлял любоваться ее маленьким крепким телом: какой красивой девушкой она станет через десять или двенадцать лет! Несмотря на годы вдовства, это долгое ожидание не пугало его; правда, он рассчитывал, что Ианопамоко скрасит ему это время. В нежных волнениях, которые ему внушала маленькая девочка, смешивались простодушные эротические мечтания, обращенные к будущему, отцовское чувство ответственности по отношению к маленькому существу и сердечная забота старшего брата, у которого поздно появилась сестричка.
Неравенство в распределении женщин усугубляется еще и обычаем левирата, согласно которому вдова была обязана снова выйти замуж за родственника мужа, как правило, за его брата. Так, например, случилось с Абайтарой: против своей воли он взял в жены вдову покойного брата – нужно было подчиняться порядкам, заведенным в семействе, да и сама вдова настаивала на этом, «постоянно крутилась вокруг него». Кроме того, у племен тупи-кавахиб существовал и обычай братского многомужия. Например, у тщедушной, едва достигшей «брачного возраста» Пенханы было несколько мужей: между собой ее делили Кара-муа, его брат Таквари, а также Валера, состоявший с ней в некровном родстве. Об этом союзе говорили: «Он одолжил свою жену брату», поскольку «брат брату не завидует». Как правило, деверь и свояченица не то чтобы избегали общения, но предельно сдержанно относились друг к другу. Когда мужчина «одалживал» женщину брату, родственники продолжали разговаривать непринужденно. Братья болтали, смеялись, ели за одним столом. Однажды, когда Таквари «взял у брата» Пенхану, мы вместе завтракали, и Таквари попросил своего брата Карамуа «позвать Пенхану, чтобы она тоже покушала»; хотя Пенхана была не голодна, поскольку они с мужем уже поели, она все же пришла, съела немного и удалилась. Абайтара тоже оставил нас и отправился завтракать с Ианопамоко.
