Бывший морпех насмешливо склонил голову набок:
– Ты бесишься, потому что та инспекторша тебя уделала, а потом еще пришлось просить у Дэвисберри новые визы и он был недоволен из-за того, что опять понадобилось задействовать свои старые связи в ЦРУ… Да?
Джоанну вчерашнее поражение и правда разозлило, поэтому она сердито промолчала.
– Почему ты этим занимаешься? – не унимался Хоткинс. Убийца нахмурилась.
– Я интересуюсь, – продолжал он как ни в чем не бывало, – потому что ты ведь давно так зарабатываешь и у тебя наверняка немало отложено на черный день. Можно уже зажить спокойной жизнью и перестать бояться, что не сегодня завтра тебя угрохают.
Джоанна просверлила его взглядом:
– Мне нравится моя работа. Такой ответ сгодится?
Говоря это, она и глазом не моргнула, хотя на самом деле была наемницей только потому, что больше ничего не умела – никто не дал ей возможности научиться чему-то другому, и никто не верил, что она мечтает о спокойной жизни. Никому в голову не приходило, что она способна на что-то, кроме убийств.
– И тебе никогда не бывает страшно? – Хоткинс отпил содовой из пластикового стаканчика.
Она вздохнула:
– Меня об этом спрашивает бывший морпех?
– Бывший морпех может тебе и сам ответить: да, мне бывает страшно, и бывало не раз. Но у меня есть вера – я знаю, что со мной произойдет, когда здесь все закончится.
Джоанна покивала с таким видом, будто поняла, но сделала это лишь для того, чтобы он отстал.
– А ты ни во что не веришь, да? – и не думал отставать Хоткинс.
– Верю только в то, что вижу своими глазами.
– Не представляю, как вы, атеисты, живете. Как вам удается побороть страх перед смертью? Если вы и правда ни во что не верите, вас ведь каждый божий день должна одолевать паника. Что вы делаете, чтобы ей не поддаться?
Слова Хоткинса разволновали Джоанну, и она уже начала терять терпение:
– Паника сейчас должна одолевать моих «клиентов», а не меня. И хватит уже тут разыгрывать исповедника, меня это нервирует. Я не собираюсь умирать в ближайшее время.
Бывший морпех, пожав плечами, допил содовую.
– Не знаешь, что за секрет так тщательно оберегает Дэвисберри, если послал нас убить двоих людей?
– Это не моего ума дело. И вообще-то не твоего. – Джоанна встала и направилась в хвост самолета тоже налить себе содовой. В действительности ей нужно было скрыть от напарника свое смущение. Привычка Марка Дэвисберри выдавать задания без объяснения причин все больше не нравилась Джоанне. Марк заявлял, что ей лучше ничего не знать ради ее же безопасности, но наемнице начинало казаться, что все дело в отсутствии у него доверия и уважения.
Когда она вернулась на место минут через десять, Уильям Хоткинс уже забыл о своем вопросе и внимательно изучал карту острова Вознесения – научно-исследовательская лаборатория была отмечена жирной точкой на склоне вулкана.
Джоанна достала вторую схему, тоже полученную от Дэвисберри, и разложила ее на откидном столике. Это был подробный план здания – прямоугольного барака с обведенной кружком лестницей, ведущей на подземный этаж, где, согласно приказу, им предстояло все сжечь.
– Работать придется голыми руками – оружие на острове взять негде, – сказала Джоанна. – Я займусь сыном Эванса, а ты – инспекторшей. Поскольку мы с ней уже пообщались, она знает мою манеру боя, а у тебя есть шанс устроить ей сюрприз. Будь осторожен, она… в хорошей форме.
– О’кей.
И оба погрузились в изучение схемы барака – нужно было продумать, как перекрыть двум «клиентам» все пути к отступлению.
Глава 40
У Кристофера голова шла кру́гом.
– Итак, вы нашли то, что мне нужно? – нетерпеливо спросил Лазарь.
Журналист нерешительно посмотрел на диктофон, и Сара, испугавшись, что он потерял способность соображать, приложила палец к губам – мол, не надо ничего говорить о последней записи Эванса.
– Да, мы нашли ответы на все ваши вопросы! – выпалил Кристофер.
– Надеюсь, вы понимаете, что произойдет, если попытаетесь меня обмануть?
– Я хочу поговорить с Симоном. Дайте ему телефон.
Через несколько секунд из динамика мобильного послышалось слабое дыхание.
– Симон, малыш, это я…
Молчание.
– Симон, ты меня слышишь?
– Да, – прозвучал тонкий голосок.
– Все плохое скоро закончится, обещаю, я приеду за тобой. Не бойся. Договорились?
– Угу…
– Скажи, ты хорошо себя чувствуешь?
– Мне холодно…
Кристофер впился зубами в нижнюю губу. От дрожащего детского голоска на глаза наворачивались слезы, горло перехватило, он не мог больше говорить – с ужасом представлял себе, как на другом конце линии Симон, заплаканный, напуганный, трясущийся, стоит, опустив голову и смотрит в пол, а бандит держит телефон возле его уха.
В этот момент Кристофер почувствовал взгляд Сары, посмотрел на нее и прочел в спокойных внимательных глазах одобрение и поддержку.
– Знаешь, малыш, ты самый смелый и сильный мальчик в мире! Самый-самый! Когда твоя подружка Алиса об этом узнает, представляешь, как она будет тобой восхищаться? Я…
– Хватит, – вмешался Лазарь. – Пора переходить к делу.
– Когда и где я увижу Симона? – жестко спросил Кристофер.
Старик раздраженно фыркнул:
– Сергей…
Журналист побледнел:
– О’кей, о’кей, сейчас все расскажу. Не трогайте Симона, ясно?
– Если я услышу правду, ему бояться нечего.
– Ладно, слушайте. Натаниэл Эванс и его помощники занимались изучением абсолютного страха, универсального для всего человечества, чтобы создать оружие для американских военных. Вас подвергали экспериментам с целью исследования глубинных зон мозга, а для этого применяли регрессивный гипноз и психотропный препарат ЛС-34 из группы ЛСД.
Лазарь молчал, и Кристофер продолжил рассказ о модели триединого мозга, о значении трех символов – рыбы, дерева, огня – и, наконец, о крике, похожем на эхо Большого взрыва, в котором родилась Вселенная.
– Теперь вы все знаете, – заключил он. Сердце колотилось в ожидании реакции старика, но тот не спешил нарушить молчание.
– Почему проект назывался «Четыре-Восемь-Восемь»?
Голос Лазаря разрезал тишину как нож гильотины. У Кристофера на секунду потемнело в глазах, Сара невольно сжала кулаки.
– Не знаю, но… какая разница? Теперь вам известно, что и ради чего с вами делали. Отпусти́те Симона!
