Табби прикрыла рот, и Фрост понял, что она смеется, причем так, что у нее на глазах выступили слезы. Она положила руку ему на плечи и прошептала в самое ухо:
– Семьи – это здорово, правда?
– Если б я знал, – ответил он. – У меня только моя.
Дуэйн наклонился вперед. Сегодня длинные черные волосы брата свободно ниспадали ему на плечи, и он даже надел галстук, наверное, впервые лет за десять. Галстук – для родителей, а ниже, скрытые скатертью, на нем были шорты с кучей карманов.
– Кстати, братишка, ты не хочешь поделиться с нами одним секретом? – спросил он с хитрой улыбкой.
Вопрос озадачил Фроста.
– Гм, нет.
– Тогда пробалтываться придется мне. По дороге сюда мы с Табби заехали к Фросту, чтобы закинуть ему гумпомощь на выходные. Его дома не было, так что я открыл своим ключом. И представляете, что мы обнаружили в этом Дворце Шака? Девушку!
– Между прочим, очень красивую девушку, – добавила Табби.
– С дорожной сумкой в руке, – продолжал Дуэйн.
Выражение на лице матери были скептическим.
– Фрост, это правда?
– Вы все неправильно поняли, – сказал Фрост, разрушая иллюзии. – Это по работе, ничего личного. Иден – писатель, работающий над книгой. Она помогает мне, а я помогаю ей. У меня были основания считать, что ей опасно жить в ее квартире, поэтому я предложил ей перебраться ко мне на пару дней. Вот и все.
– То есть ты отрицаешь, что Иден Шей красива? – тоном грозного следователя спросила Табби.
Фрост посмотрел на нее с наигранным раздражением.
– А что тебе от этого?
– Ничего, – подмигнув, ответила она.
– Да, Иден красива. И нет, между нами ничего нет.
Мать вздохнула, тихо, но так, чтобы младший сын обязательно услышал. Перед ней стояла закуска из морского гребешка. Она наколола один кусок, положила его в рот и жевала, глядя куда угодно, только не на своего сына.
К счастью, внимание окружающих быстро переключилось на другое. Родители, поняв, что в его жизни нет ничего нового, опять сосредоточились на Дуэйне и Табби. Дуэйн рассказал о своем фургончике и о премии, присужденной журналом «Сан-Франциско» в номинации «Лучший в Заливе». К столику подошли главный повар и владелец ресторана. Они выслушали похвалы Табби и поспорили с Дуэйном насчет премий Джеймса Бирда. Нед и Дженис рассказали о Таксоне и о вольере с колибри в Музее пустыни Аризона-Сонора. Все это время Фрост по большей части молчал и слушал. Еда была вкусной, но два часа тянулись мучительно медленно.
На семейных ужинах в семействе Истонов десерт был обязательным, поэтому Фрост выбрал пирожное из темного шоколада со взбитыми сливками, как ему порекомендовала Табби. Они вместе с ней его и разделили. Когда все съели десерт, Фрост уже подумал, что вечер подошел к концу, но тут Дуэйн и мать заказали эспрессо, а отец – двойную порцию хереса. Все упорно хотели продолжить.
Фрост извинился и встал из-за стола. Пройдя по длинному и узкому залу, он нашел туалет в коридоре за баром. Ему хотелось хоть на пару минут остаться одному и в тишине. В туалете было пусто. У раковины он умылся и посмотрел на свое отражение. Его встретил жесткий взгляд голубых глаз. Золотисто-каштановые волосы были зачесаны назад. Он провел рукой по аккуратной бородке. На лбу собрались недовольные морщины. Да, ему было приятно снова увидеть родителей; было приятно видеть Дуэйна влюбленным. Но он все равно чувствовал себя словно в глубокой, пустой пещере. Он будто был окружен рвом без единого моста.
Фрост вышел из туалета. В полумраке кто-то стоял и ждал его.
– Привет, – сказала Табби.
Ее рыжие волосы сияли даже в отсутствие света. В простом белом платье она ухитрялась выглядеть так, будто явилась на вручение «Оскара».
– Привет.
– Тебя долго не было. Я начала беспокоиться.
– Беспокоиться не о чем.
– Я подумала, что, может, ты расстроен… в смысле, из-за Джесс…
– Она тут ни при чем. – Фрост встал рядом с ней у стены. Их плечи соприкасались. – Я с трудом выдерживаю такие семейные сборища. Нед и Дуэйн – дикие экстраверты. Они чаще бывают снаружи, чем я. А Дженис… ну мы с ней скроены по одной мерке, и это не всегда хорошо.
– Фрост, и это все, что тревожит тебя?
Интересно, спросил себя он, что на самом деле Табби хочет узнать?
«Что еще занимает твои мысли?
Я?»
– Все, – солгал он.
Нет, это было не все. Фрост в замешательстве уставился в пол. Его туфли были не чищены – они совсем не блестели. А вот черные лодочки Табби сияли. В ней все сияло.
– Значит, ты и Иден Шей, – сказала Табби.
– Нет никакого меня с Иден Шей.
– Я слышала, что ты сказал, но я знаю, о чем говорило ее лицо. Ей очень хочется, чтобы между вами что-то было.
Фрост промолчал. Ему не хотелось говорить об Иден. Тем более с Табби.
– Она не обязательно твоя Джейн Доу, – с лукавой улыбкой добавила Табби.
– Дуэйн слишком много болтает.
– О, он желает тебе добра. Хочет, чтобы у тебя кто-то появился. Мы все хотим.
Ее «мы» навело его на мысль о том, что она толкает его прочь от себя, в объятия Иден. Ему стало интересно, вспоминает она о том моменте в гавани или уже все забыла.
– Я в порядке, – сказал он.
– Конечно, но разве «в порядке» означает одиночество? Не каждая девушка должна быть той самой. Может, Иден – просто мисс Ноябрь. Какие у тебя сомнения? Она такая же сложная мелодия, как Джесс?
– Если честно, я совсем не знаю, что такое Иден, – ответил Фрост.
– Но ведь она не «Заткнись и танцуй», как я? – спросила Табби, снова улыбаясь.
– Ты совсем не такая, – выпалил Фрост.
– Спасибо. – На ее лице появился легкий румянец смущения. Она сменила тему: – Между прочим, я познакомилась с Иден несколько лет назад.
– Знаю. Она говорила.
– Признаюсь, она мне не понравилась.
– Она и об этом говорила.
– Думаю, дело было не в ней. А во мне. Она отловила меня в очень мрачный период. Спрашивала о Нине, а мне претило, что кто-то вмешивается в наши жизни.
– Понимаю.
Табби почувствовала его нежелание продолжать разговор.
– Извини, Фрост. Иногда я слишком быстро начинаю лезть людям в душу. Я не хотела лезть в то, что не имеет ко мне отношения.
– Ты не лезла, – сказал Фрост.
– Ну я поставила тебя в неловкое положение. А я меньше всего этого хотела.
Было видно, что Табби сильно расстроилась. Она отодвинулась и разгладила платье. Они в напряженном молчании посмотрели друга на друга. Ни один не знал, что сказать. Когда молчание затянулось, Фрост пошел в зал. Табби последовала за ним. Не глядя на него, она заняла свое место. Он же не стал садиться за стол. Решил, что пора уходить. Попрощался со всеми и попытался заплатить за себя, но отец, как он и предполагал, не позволил. Он поцеловал мать, и та одарила его тем материнским взглядом, который никогда не меняется, какого бы возраста ни достиг ребенок.
