– Да?
– Ну если верить моей маме, когда она была беременной мною, они отправились путешествовать по стране и спорили насчет моего имени. В общем, когда они ехали по южной Миннесоте, они увидели на шоссе указатель. В одну сторону был город Истон, а в другую – Фрост. «Фрост Истон». Мама восприняла это как откровение свыше.
– Здорово. – Робби затянулся и выдохнул клуб дыма.
– Наташа была старше или младше тебя?
– Таш была на четыре года младше меня.
– И Кейти тоже.
– Вы с ней были близки? – спросил Робби.
– Лучшие друзья с самого детства. Всегда были вместе. А вы?
– В детстве – не очень, – ответил он. – Я был помешан на компьютерах. А Таш с головой ушла в спорт. Играла в баскетбол. Она была очень высокой, как наш отец. Тогда каждый из нас жил своей жизнью, но все изменилось, когда она уехала в колледж. Я стажировался в «Медтронике», а Таш – вот удача! – взяли в баскетбольную команду Университета Миннесоты. Поэтому она переехала ко мне. Мы жили вместе все четыре года, пока она училась. И вот тогда мы здорово сблизились.
– Но ведь после этого она вернулась в Калифорнию? – спросил Фрост.
– Верно. Зимы там не для нее. Она их люто ненавидела. Думаю, она переживала, что родители далеко. Я рад, что у мамы с папой было два года, пока она снова жила дома. Ну до всего этого.
– Да.
Робби пристально посмотрел на него через свои ярко-красные очки.
– Ведь ты коп, да? Тот, который нашел часы?
Фрост кивнул.
– Мои родители не в восторге от тебя, – сказал Робби. – Они считают, что тебе следовало бы держать рот на замке. Уж я пытался убедить их в том, что они ошибаются. Я работаю в том бизнесе, где можно идти только напрямик, и я не одобряю тех, кто ходит кружными путями, даже если они делают это во благо.
– Я признателен.
– Представляю, как ты мучился, когда делал выбор. Ведь ты не сторонний наблюдатель.
– Да.
– У тебя есть фото Кейти?
– Конечно.
Фрост достал из кармана телефон и показало фото, которое он использовал в качестве скринсейвера, то самое, где они вместе в солнечный летний день за год до убийства были сняты в Алькатрасе. Кейти стояла, привалившись к его плечу; на ее лице была широченная улыбка; в светлых волосах словно запутались лучики солнца. Фросту нравилось помнить ее такой.
Робби долго смотрел на фотографию, а потом вернул телефон Фросту.
– Вы с ней очень похожи.
– Все так говорят, – согласился Фрост и добавил: – А у тебя есть фото Наташи?
– Конечно.
За все эти годы Фрост повидал много фотографий Наташи Любин – в том числе и с места преступления, – но он знал, что Робби хочется похвастаться сестрой. Вполне естественное желание для братьев или сестер. Робби достал телефон, прокрутил множество фотографий и нашел ту, которую искал.
– Это мы в моей квартире в Миннеаполисе, – сказал он. – Таш тогда была на последнем курсе.
Фрост перевернул телефон, чтобы фотография была во весь экран. Снимок получился очень радостным. Наташа, в желтой спортивной форме, с длинными темными волосами, забранными в хвост, на целых шесть дюймов возвышалась над старшим братом. У Робби, более молодого и худого, с более длинными, чем сейчас, черными волосами, были те же красные очки. Оба строили рожицы в камеру и шалили, вырывая друг у друга баскетбольный мяч. Было ясно, что они в Наташиной спальне: Фрост разглядел баскетбольные награды, выставленные на полке позади них.
– Ты прав, она и в самом деле была очень высокой, – сказал он.
– Шесть футов четыре дюйма, – сказал Робби. – И она напоминала мне об этом каждый раз, когда мы виделись.
– Естественно, как же иначе, – улыбнулся Фрост.
Он уже собирался вернуть телефон Робби Любину.
И тут увидел это.
Он даже прищурился, чтобы лучше разглядеть детали. Сначала он не понял, что видит, а когда сообразил, похолодел. Большим и указательным пальцами он увеличил снимок и передвинул его так, чтобы видна была книжная полка позади Наташи и Робби. Там, на полке, он увидел вставленный в рамку маленький, пять на семь дюймов, рисунок.
Увеличенное изображение было нечетким, но это не имело значения. Фрост знал, что ошибки нет. В рамке был тот самый кусочек мозаики, который все годы ускользал от Джесс. В рамке был ответ. Связь. Мотив. Причина, по которой погибли все женщины. За стеклом было доказательство, которое вернет Руди Каттера за решетку до конца его дней.
– Что это? – выпалил Истон, указывая пальцем на экран. – Откуда это?
Робби наклонился, чтобы увидеть то, на что смотрел Фрост.
– А, рисунок? Мама подарила его Таш, когда ей исполнилось восемнадцать. Это портрет мамы с Таш на руках в больнице. Таш он очень нравился. Он до сих пор висит на стене у меня в Миннесоте. Хоть маленькое, но напоминание о ней.
Инспектор продолжал смотреть на рисунок в рамке.
На рисунке была мать с младенцем на руках. Рисунок был сделан на скорую руку, но очень талантливым художником. Он даже узнал Доминику Любин, более молодую, сияющую торжеством и уставшую. Ее глаза лучились счастьем, когда она смотрела на своего ребенка, на малышку, которой она дала жизнь. Глаза малышки были закрыты; вступив в новый мир, она спала спокойным сном. Рисунок, должно быть, сделали через несколько часов после рождения Наташи.
Фрост увидел подпись под портретом: «Доминика и Наташа». Ниже стояла дата рождения Наташи.
– Ты знаешь, кто это нарисовал? – спросил он.
Робби пожал плечами.
– Извини, нет. Если честно, то я даже не знаю, откуда он у мамы. А что?
Фрост не ответил. Он и так знал, кто художник. Знал, потому что видел почти идентичный портрет в спальне Нины Флорес, нарисованный той же рукой. И не только в спальне. Этот рисунок был четко виден на заднем фоне той фотографии, на которой были сняты Нина и Табби и из которой был сделан значок, надетый Ниной на ее двадцать первый день рождения.
Любой, кто взглянул бы на фотографию, любой, кто знал, откуда этот рисунок, сразу узнал бы его, даже в миниатюре. Рисунок был сделан в той же технике, что и автопортрет над камином в доме Джозефин Стиллман. Вероятно, поэтому так работа показалась ему смутно знакомой. Не из-за своего содержания. А из-за техники.
Руди Каттер тоже наверняка узнал его.
Он наверняка сразу заметил его, когда Нина Флорес похвасталась ему своими значками.
Он наверняка увидел рисунок и понял, что его нарисовала его жена.
Глава 40
Вернувшись в дом Любинов, Фрост поделился с семьями тем, что ему удалось обнаружить, и все тут же начали вспоминать. Выяснилось, что у всех были одинаковые рисунки матери и дочери.
