– Каттер? – тихо спросила у него Табби.
– Умер в «Скорой», – ответил Фрост.
Она заморгала. Кажется, она не знала, как реагировать на эту весть. Ее лицо не выражало ни радости, ни удовлетворения от того, что ужас наконец-то закончился. Фрост догадывался, что она чувствует, потому что сам чувствовал то же самое весь день. Смерть другого человека не могла обрадовать его. Столько людей лишилось жизни, и обратно их не вернуть. Смерть Каттера не исправит содеянное им.
Мать Фроста не разделяла их нежелание осуждать.
– Слава богу, мы от него избавились. Надеюсь, он горит в аду.
– Дженис, ты же говоришь о человеке, – проговорил Нед Истон. Именно гуманистические склонности отца, его стремление даровать прощение за совершенное злодеяние и стали одной из причин разрыва родителей. Они так и не сошлись во мнениях в этом вопросе.
– Едва ли, – отрезала мать. – Я не собираюсь извиняться. Этот кусок дерьма убил мою дочь. Если бы не Фрост, он убил бы и Табби. Я рада, что он сдох.
Фрост предоставил родителям обсуждать их противоречащие друг другу эмоции и перевел взгляд на Табби, а та с заметным смущением посмотрела на него. Ее отношение озадачивало его. Он понимал, что именно его пуля застряла в ее плече. Если бы он чуть-чуть промахнулся, она уже была бы мертва. Ему нужно было о многом сказать ей, но время сейчас было неподходящее.
Дуэйн взял у стены стул и придвинул его к кровати. Сегодня волосы у брата были распущены.
– Давай, братишка, садись, побудь с нами немного.
– О нет, спасибо, не могу. Мне нужно домой. Не хочу, чтобы Шак взбесился от того, что я долго отсутствовал. Я просто хотел убедиться, что с Табби все в порядке.
– Фрост, со мной все будет в порядке, – сказала Табби. – Не волнуйся за меня.
– Хорошо.
Дуэйн подмигнул ей.
– Мне рассказать ему новость? Или ты сама?
Фрост переводил взгляд с одного на другого.
– Новость?
– Давай не сейчас, Дуэйн, – попросила Табби. – Пожалуйста. Фрост сказал, что ему нужно идти. День был тяжелый для всех.
– Нет-нет, сейчас самое время! Мама и папа здесь. Вся семья в сборе! Хорошая новость только отвлечет нас от всего, что случилось.
– Хватит тянуть, – сказал Фрост.
Дуэйн снова схватил Табби за руку. Брат впервые видел его таким ликующим.
– Мы женимся!
Фрост онемел. Его охватил ужас от мысли, что он не найдет подходящих моменту слов. Щеки Табби слегка порозовели, Дуэйн наклонился и поцеловал ее в лоб. Фрост с трудом выдавил из себя:
– Ну и ну.
Очень оригинально.
– Когда я представил, как был близок к тому, чтобы потерять ее, – продолжал Дуэйн, – я решил расставить точки над «i». Я люблю эту девушку. И когда приехали мама и папа, я опустился на одно колено. Я хотел, чтобы они тоже все увидели. Знаю, они думали, что никогда не дождутся этого дня, но ведь мы познакомились благодаря им. Нас свела судьба. Раньше я никогда не верил в судьбу, а вот теперь верю.
Судьба.
Да, у Фроста сложилось четкое отношение к судьбе.
– Разве это не прекрасно, а, Фрост? – обратилась к нему мать.
– Прекрасно, – ответил он всем. – Это здорово. Честное слово.
– Ищи смокинг, шафер, – сказал Дуэйн. – Кстати, и для Шака не забудь.
– А Шак и так в смокинге, – напомнил ему Фрост.
Дуэйн задумался, а потом, сообразив, засмеялся.
– А ведь точно! Забавно-то как. Вот видишь? Судьба.
Фрост пытался хоть что-то понять по лицу Табби, но она отвернулась и смотрела в окно.
– Жаль, что нужно бежать, – сказал он, – но мне действительно надо домой.
– Конечно. Мы завтра тебя увидим? – спросил Дуэйн.
– Естественно.
Старший снова крепко стиснул его в объятиях.
– Спасибо, братишка. Ты лучший.
Фрост сжал плечо брата и ничего не сказал. Ему хотелось побыстрее уйти из палаты. Он обнял мать, которая ответила ему в своей обычной сдержанной манере, и пошел к двери. Отец вышел вместе с ним. Нед обнял его за плечи, провожая к лифту.
– Завтра мы с Дженис возвращаемся в Аризону, – сказал он.
– Я рад, папа, что повидался с вами. Несмотря на обстоятельства.
– Знаю, что для тебя мука – уезжать из Сан-Франциско, но было бы здорово, если бы ты навестил нас.
– Я приеду.
– Приезжай на Рождество, – предложил Нед. – Мы уже поговорили с Дуэйном и Табби о том, чтобы они приехали к нам на праздники. У нас хватит места. Было бы здорово, если бы вся семья собралась вместе.
– Я буду иметь это в виду, – ответил Фрост в типичной для Истонов форме: не давая никаких обещаний.
Дверь лифта открылась, но отец задержал Фроста. Дверь закрылась, и они остались стоять в холле. Отец еще с минуту собирался с духом.
– Я хотел спросить, ты узнал что-нибудь еще о Кейти? – наконец проговорил он. – Ну до того, как Каттер умер?
Сын ожидал этого вопроса. И жалел, что у него нет на него ответа. Если он чего-то и хотел от Каттера, так это правды о Кейти, но Каттер так и не пришел в сознание. Тайна умерла вместе с ним. Как будто украли возможность заглянуть этому человек в глаза и задать вопрос «почему».
– Прости, нет, не узнал. Он уже не мог мне ничего рассказать.
– Ведь с ней все было не так, как с другими, верно? – спросил отец.
– Да, не так.
Нед озадаченно покачал головой.
– Думаю, нам остается только жить с этим, но все равно для меня это загадка. И меня это бесит.
– Знаю, папа. Меня тоже. Но не все загадки отгадываются.
* * *
Из больницы Фрост поехал на Оушн-Бич и провел там два часа в полной тишине, наблюдая за волнами. Телефон был выключен. Он не хотел ни с кем говорить. Дождь закончился, но ветер не стих и гнал высокие, в белых бурунах волны на берег. Фроста не покидало ощущение чего-то незаконченного, однако океан не давал ему ответы на вопросы.
В конце концов он поехал домой.
Время было за полночь, когда он вошел в свой дом на Рашн-Хилл. Коробки с записями и рукописью Иден все еще стояли в прихожей. Он знал, что она ждет его возвращения, потому что она с ним еще не закончила. Потому что ей надо взять у него последнее интервью. И завершить свою книгу.
Шак пришел в прихожую, чтобы поприветствовать его, и тут же стал, как Кинг-Конг, взбираться по его ноге.
– Эй, не царапайся, дружище. – Но кот не обратил внимания на его слова. Он занял свое место на плече Фроста и вместе с ним двинулся сначала в темную гостиную, а потом на патио, откуда было приятно смотреть на город и на звезды. Шторм закончился; ночь была ясной и холодной.
