Главная угроза
31 декабря 1999 г. Владимир Путин занял главный кабинет в Кремле и практически немедленно стал проводить политику, которая весьма быстро привела к уничтожению федерации и восстановлению унитарного государства. Первоначальные замыслы и мотивы нового лидера были весьма благородны. Через месяц, когда Путин принял участие в коллегии Министерства юстиции, куда были приглашены руководители МВД и ФСБ, председатели высших судебных органов страны, он заявил, что пришло время объединить усилия для установления в стране «диктатуры закона» и что «это единственная форма диктатуры, которой мы обязаны подчиниться»
[111]. При этом основной пафос выступления Путина оказался направленным против регионального законодательного волюнтаризма: «в настоящий момент механизм государственной власти сильно запущен, расхлябан и разболтан», «по данным самого же Минюста, около 20 % принимаемых в регионах законодательных актов и других нормативных документов противоречат законодательству, а подчас и грубо нарушают права человека», «постепенное накопление подобных нормативно-правовых актов может достигнуть критической массы, способной взорвать единое правовое поле страны»
[112].
Объявленная цель – устранить конфликты законодательства на территории страны – была рациональна и звучала привлекательно. Однако на самом деле уже тогда, в начале 2000 г., в Кремле шла активная работа по подготовке пакета законов, которые должны будут, как сказал позднее В. Сурков, «всерьез изменить политический баланс в стране». Путин и его окружение считали, что «пора наконец наводить власть, что регионы чересчур самостоятельные, что законодательство не исполняется на местах… что надо как-то баланс изменить в сторону центра. Ведь центр стал реально существовать только благодаря некоему неформальному соглашению наших 88 уважаемых региональных лидеров»
[113]. Сотрудники президентской администрации, пользуясь известным правилом – во всех бедах винить своих предшественников, – внушили Путину мысль о том, что сложившаяся ситуация, «безусловно, это следствие той политики, которая проводилась все последние годы. Причем на определенном этапе такая политика была прогрессивной. Но любая технология через какое-то время устаревает, становится контрпродуктивной. Сегодня пришло время модернизировать нашу технологию управления страной». Хотя вслух утверждалось, что «речь, безусловно, не идет о возврате назад, об унитарном государстве, о попытке подмять все местные вопросы под себя… это всего лишь аккуратная, деликатная попытка немного изменить баланс», в своей среде они неприкрыто говорили о том, что Россия – никакая не федерация, ею никогда не была и должна оставаться унитарным государством
[114].
Не стоит забывать, что в тот момент доминирование Кремля в политической жизни страны еще не было очевидным. Хотя в декабре 1999 г. на выборах в Госдуму ОВР потерпела серьезное поражение, набрав по партийным спискам лишь 13 % голосов против ожидавшихся как минимум 25 %
[115], а кандидат ОВР на пост президента Евгений Примаков отказался от выдвижения своей кандидатуры, позиции «губернаторской партии» оставались весьма сильными. ОВР смогла создать третью по величине фракцию в Госдуме. Ее кандидат на выборах мэра Москвы Юрий Лужков одержал убедительную победу (набрав чуть менее 70 % голосов). Кандидат ОВР на выборах губернатора Московской области генерал Борис Громов в упорной борьбе во втором туре (46 % против 44 %) победил кандидата КПРФ Геннадия Селезнева, которого открыто поддержал Путин. Попытка Кремля и Путина протолкнуть Валентину Матвиенко на пост губернатора Санкт-Петербурга обернулась провалом – поддержка ее в городе была значительно ниже, чем поддержка действующего губернатора, одного из лидеров ОВР, Владимира Яковлева
[116], который заявил Путину, что выдвижение Валентины Матвиенко в губернаторы Санкт-Петербурга было «большой ошибкой, которая может помешать решить главную задачу – добиться максимальной явки избирателей на президентских выборах 26 марта»
[117]. Предавший гласности этот разговор Борис Грызлов сказал, что Яковлев попытался устроить «политический торг» с Владимиром Путиным. Очевидно, что именно так воспринял эту ситуацию сам Путин.
Напряжение в отношениях федеративного центра и губернаторов сохранялось, хотя к весне 2000 г. оно уже не было столь острым, как за год до этого, – убедительная победа Путина на президентских выборах в марте 2000 г. показала, что шансов на приход к власти у объединенной коалиции левых и губернаторов больше не осталось. Успех прокремлевского «Единства» на декабрьских выборах в Думу и его неожиданный союз с коммунистами при формировании руководства Думы привели к тому, что нижняя палата парламента стала поддерживать президентскую позицию. Это разрушило союз левых фракций в Думе с губернаторами в Совете Федерации. Одновременно значительная часть депутатов нижней палаты стала открыто выступать за ограничение полномочий верхней палаты парламента и губернаторского корпуса, который фактически контролировал позицию Совета Федерации. Мотивы депутатов Думы, очевидно, были разные. Кому-то не нравилось, что Совет Федерации при обсуждении законопроектов часто занимал противоположные позиции, претендуя на свою долю «лоббистского пирога». Кому-то, как, например, правой партии СПС, хотелось стать пусть младшим, но полноправным участником правящей коалиции
[118]. В результате в Госдуме начали появляться законопроекты, которые, как стало понятно позднее, удивительным образом повторяли идеи, через короткое время выдвинутые Владимиром Путиным
[119].
