Даниэль сначала услышала де Грассе, а только потом увидела. Его зычный голос, без стеснения «обласкавший» большую часть студентов, наверное, долетал до учебных корпусов академии. Осторожно раздвинув ветви кустарника, девушка подобралась ближе. Антуан стоял к ней спиной. Ну, условно стоял, потому что темный маг практически постоянно пребывал в движении. В расстегнутой, облепившей вспотевшее тело рубашке, он задал тон боя, попеременно вступая в поединки с учениками. Знакомый меч без устали сверкал в воздухе. Казалось, де Грассе не знал усталости. Даниэль залюбовалась его отточенными движениями, сильной гибкой спиной. Забыв о воспитании, она буквально пожирала глазами преподавателя, в голове витали грешные мысли. Хотелось коснуться разгоряченной кожи, провести пальцами по бугоркам мышц, попробовать на вкус капельки пота. Никогда прежде леди Отой не думала о мужчине в таком ключе, наоборот, считала себя выше низменных желаний, но Антуан де Грассе был слишком хорош, чтобы мечтать только о светской беседе.
Темный маг почувствовал чужой взгляд и, отведя скользящий удар, сделал шаг в сторону и крутанулся на каблуках. Сражавшийся против него студент попытался воспользоваться неосмотрительностью преподавателя, но проигрыш не входил в планы де Грассе. Он, не прибегая к оружию, толкнул ногой юношу на землю и направился к мигом подобравшейся Даниэль. Вслед Антуану полетело возмущенное:
– Это нечестно, нужно только мечом!
– Противнику в бою вы тоже это скажете? – не оборачиваясь, съехидничал темный маг. – Пока вы носитесь с дуэльным кодексом, вас давно на колбасу пошинкуют.
Возражений не последовало.
– Ну, чего вам? Вам насколько назначено?
Антуан остановился против Даниэль и смахнул с шеи каплю пота. Грудь в расстегнутой рубашке вздымалась от тяжелого дыхания, но оно постепенно успокаивалось, приходило в норму.
– Мне не понравилось место, господин де Грассе, вот я и пришла раньше. Заодно посмотрела, чем буду заниматься в будущем году.
Пусть девушка смотрела в глаза преподавателя и старалась не думать, в каком виде он стоит перед ней, ей казалось, Антуан давно проник в голову и прочел все непристойные мысли. Это читалось в его взгляде, едва заметно поднятых уголках губ. Как неловко!
– И как, раздумали? Фехтование не для салонных барышень.
– Ничего, справлюсь, – упрямо возразила Даниэль.
– И с таким характером там тоже нечего делать.
– У вас на все найдется колкое замечание? – взорвалась леди Отой.
Казалось, де Грассе изменился, но вот перед ней стоял прежний самый нелюбимый преподаватель академии.
– Идемте! – Вместо ответа Антуан легонько толкнул ее в плечо. – Показывайте свою проблему.
– Эй, – крикнул он лениво махавших мечами без присмотра студентам, – не расслабляемся! Я-то зачет поставлю, а вот жизнь – не знаю. Вы не ради отметок, ради себя стараетесь.
Пару минут, пока они не отошли достаточно далеко от тренировочной площадки, де Грассе и Даниэль молчали. Первым тишину нарушил Антуан.
– Весна нескоро, что на вас напало? – укоризненно заметил он.
– А любить только весной можно? – дерзко сверкнула глазами девушка.
– Любовь, значит… – хмуро повторил темный маг и застегнул рубашку.
Де Грассе вытащил из кармана брюк часы и щелкнул крышкой. Даниэль терпеливо ждала, что он скажет. Она понимала, Антуан сейчас напряженно размышлял над ее словами. Жалела ли девушка, что произнесла их? Самую малость. Шила в мешке не утаишь, рано или поздно она бы призналась.
– Даниэль, – леди Отой не узнала его голос, настолько он изменился, утратил привычные саркастические нотки и обрел новые, отеческие, – я мог неправильно понять…
– Вы поняли правильно, милорд.
Она сделала это, сразу две вещи и теперь боялась посмотреть на де Грассе. Он лорд, пусть и отрекся от родных, а еще ее любимый лорд.
– Тогда, наверное, не нужно предупреждать, пугать и читать проповеди. Их никто не слушает, вы тоже вряд ли станете.
– Не стану, – как болванчик, кивнула Даниэль и робко, боком, сделала шаг к Антуану.
Она по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом, но рука коснулась его руки, сжала пальцы. Если де Грассе высвободит ладонь… Он не стал, но и не сделал ничего, что означало бы «да», просто не двигался.
– Девятнадцать лет – слишком мало? – упавшим голосом спросила Даниэль и, решившись, подняла голову.
Она должна видеть, любую правду, пусть самую горькую.
– Нет.
Надежда расправила крылья. Де Грассе смотрел поверх крон деревьев, но не сердился.
– Тогда почему?..
– Мне искать другую невесту для бала? Даниэль, я не уверен, что вы справитесь, – в сомнении покачал головой Антуан и вернулся взглядом к ожидавшей приговора девичьей фигурке в парке.
– О, – заверила леди Отой, – я дам фору коршуну!
– Бедная Луиза! – рассмеялся де Грассе и, легонько пожав, высвободил руку. – Давайте обсудим ваши чувства потом. Порой очень легко совершить ошибку и так сложно ее исправить.
– Но это не ошибка! – едва не перейдя на крик от переполнявших ее эмоций, заверила девушка. – Я взрослая, год отучилась на целителя и знаю.
– Что вы знаете? – с мягкой улыбкой уточнил Антуан и, взяв под локоток, повел дальше, ближе к ограде.
Шуршала и чавкала листва под ногами, над головами изредка противно каркали вороны. Они словно звали зиму, надеясь с ее приходом поживиться падалью. Чуть поскрипывали на ветру темные стволы, роняя с веток остатки нерастаявшего снега. Скоро он будет повсюду, природа взяла передышку максимум на пару недель и обрушит на Бресдон свои белые полки.
– Ну, – замялась, растеряв былой пыл, девушка, – о той самой ошибке.
– Еще успеете совершить, – заверил де Грассе и, остановившись, отпустил ее руку. – Это не та вещь, где важна скорость. Двадцать – тоже прекрасный возраст, как и двадцать пять, тридцать – сколько пожелаете.
– Я хочу этого с конкретным мужчиной.
Никогда прежде Даниэль не была столь откровенной и вряд ли когда-нибудь станет. Она открывала перед темным магом сердце и надеялась и получить вместо него кровоточащую рану.
– Боюсь, это невозможно. Либо вы должны где-то еще лишиться или девственности, или дворянства. В вашем же случае мне придется спешно искать впотьмах штаны, потому что предложение в голом виде не делают.
Впору бы покраснеть и закашляться, а девушка рассмеялась – настолько потешной показалась картина, нарисованная воображением. В нем де Грассе почему-то падал и никак не мог попасть в штанину.
Антуан сначала изумленно смотрел на нее, а потом тоже рассмеялся. Неловкость ушла, как темный маг ни пытался, никак не мог снова стать почтенным серьезным дядюшкой.