Кто-то был здесь очень недавно, а Лизавета никуда из дома не выходила – это точно: после смерти Максима Петровича я отслеживала каждое ее перемещение по усадьбе.
Я нахмурилась, потому как осознание того факта, что у Эйвазовой есть помощник, мне не нравилось. И с облегчением отринула мысль, что этим помощником является Ильицкий – слишком растерянным был его взгляд, блуждающий по столу с начертанными мелом символами.
Или он растерялся, увидев плащ?
Вспомнив о плаще, я прошла вперед: он уже не лежал, наброшенный на кресло, а висел на гвозде, вбитом в стену – действительно, именно на него и смотрел Ильицкий со смесью недовольства и непонимания во взгляде.
Без слов сняв со стены плащ
31, я расправила его на том же столе и сразу увидела ярлык фирмы-изготовителя – «Сиже». Плащи этой марки, очень модной в Петербурге, дорогой и даже щегольской, носили князь Орлов и… Андрей. Я знала это наверняка, так как успела тайком рассмотреть ярлычки на плащах всех мужчин в доме. Ильицкий в дождь накидывал поверх сюртука шинель, а Вася носил туалеты куда более провинциальные по выкройкам и расцветкам.
То, что этот плащ был пошит именно у «Сиже», заставило меня не на шутку разнервничаться – мне страшно не хотелось ни в чем подозревать Андрея. Или Михаила Александровича. Впрочем, князь уже Андрея в плечах и ниже на голову – узнать, кому этот плащ принадлежит, не составит труда.
– Наденьте это, пожалуйста, – попросила я Ильицкого.
– Вы… надеюсь, не думаете, что это я тайком хожу сюда и подкармливаю мышей?
Я качнула головой, не в состоянии говорить более обстоятельно.
Со вздохом и тоже несколько нервничая, Ильицкий набросил плащ на плечи. Я сама взялась, было, застегивать на нем верхние пуговицы, для чего приблизилась к нему, потянулась к вороту, но именно это сделал тогда и Ильицкий. Руки наши неловко соприкоснулись – и отчего-то я вздрогнула, будто мои пальцы опалило огнем. Ахнув и испугавшись непонятно чего, я тотчас отпрянула. И долго не могла решиться взглянуть снова в его глаза. Я ожидала, что он гадко ухмыляется, глядя на странное мое поведение – однако ошиблась.
– Это не его плащ, – сухо произнес зачем-то Ильицкий.
Я, не сразу поняв, что он имеет в виду, отошла еще на шаг и оценила взглядом всю картину: Ильицкому плащ был несколько узковат – а вот Андрею, должно быть, пришелся бы в самый раз. А главное, по росту вполне подходил: Андрей был с ним примерно одного роста, а вот князь Орлов ощутимо ниже.
– Этот плащ слишком изношен и выцвел до безобразия, – продолжал озабоченным голосом Ильицкий. Снова он стремился меня убедить, – Андрей бы такое не надел даже в деревне.
– Я понимаю, – кивнула я и улыбнулась.
И сама догадалась, что улыбка вышла жалкой. Что-то происходило со мной, что-то непонятное. Одно я знала наверняка – мне не было дела сейчас до этого плаща. Мне стало отчего-то ужасно неловко находиться рядом с Ильицким.
Потому, резко отвернувшись и ничего больше не сказав, я скорым шагом вышла из дома и направилась к дороге.
Глава восемнадцатая
Обратный путь я проделала за четверть часа, потому как почти бежала и мечтала только о том, чтобы Ильицкий меня не догнал – мне нужно было побыть одной и подумать сейчас. Он же как на грех не отставал и все пытался сказать что-то. Уже у выхода из парка ему это удалось:
– Лида, послушайте! – догнал он меня. – Не смейте делать поспешных выводов об Андрее и в чем-то его подозревать!
– Я никогда не делаю поспешных выводов! – отозвалась я раздраженно.
– Вы постоянно их делаете!..
Но оба мы в этот момент затихли, поскольку где-то в парке за кустами раздался истеричный и взвинченный до предела голос Эйвазовой:
– Я не могу так больше! Не могу!
И не взглянув на Ильицкого, я уверенно пошла на голос – свернула на одну из прилегающих к главной дороге аллей и сразу увидела сидящую на скамейке в зарослях сирени Лизавету. Опершись на спинку той же скамьи, за ней стоял Андрей и негромко отвечал ей что-то, как будто успокаивал.
Право, мне не доводилось раньше наблюдать их беседующими наедине, потому я несказанно удивилась. Еще мгновение – и я встретилась взглядом с Андреем. Он, совершенно не изменившись в лице, сказал что-то Эйвазовой – она обернулась и посмотрела на меня заплаканными и измученными глазами. А потом перевела взгляд куда-то позади меня. Она даже побледнела еще больше – растеряно поднялась на ноги и выглядела так, будто я снова застала ее за чем-то неприличным.
– Андрей, мы можем переговорить с тобою наедине?
Это произнес Ильицкий, который стоял за моей спиной. Я обернулась, заглядывая в лицо Евгения Ивановича – и, так же как и Лизавета, испугалась: столько холодной ненависти было в его глазах. Вероятно, он безумно ревновал сейчас Эйвазову. Оставить его наедине с Андреем я просто не могла и, не дав Андрею ответить, произнесла как можно небрежнее:
– Я надеюсь, Евгений Иванович, вы не обидитесь, но прежде с Андреем хотела поговорить я. А вы могли бы проводить Лизавету Тихоновну в дом.
Он перевел взгляд на меня и, как будто борясь с собой, ответил:
– Хорошо, Лида, если вы настаиваете.
Когда они ушли, я сама приблизилась к Андрею, но понятия не имела, о чем с ним говорить. Я не знала даже, могу ли я ему верить теперь.
– Я смотрю, вы и правда подружились с Ильицким, – заговорил Андрей сам – с неожиданно злой усмешкой. – Он даже слушается вас. И зовет вас Лидой.
– Не могу же я ему запретить, – попыталась оправдаться я. А потом уточнила: – вас это задевает?
– Возможно. Лидия, я так вымотался за эти дни, что уже ничего не соображаю… – он потер руками лицо.
Андрей и правда выглядел измученным: смерть Максима Петровича он не должен был бы принимать слишком близко к сердцу – они чужие люди. Но видимо, общая атмосфера в доме действовала на всех угнетающе.
– Когда вы уезжаете? – спросила я.
– После девятин… – Андрей, кажется, был недоволен этим. – Мишель уговорил задержаться, я бы уехал хоть сегодня.
– И вам совсем не жаль оставлять Лизавету Тихоновну на ее родственников? – не удержалась я.
Андрей перевел на меня усталый взгляд:
– Вы не хуже меня знаете, что в этом доме есть люди, которые с удовольствием возьмут на себя ее защиту… Я все не мог выкинуть из головы ваши слова о любовной связи между Лизаветой и Ильицким, – признался он. – О том я сегодня и говорил с нею, если вам интересно.
