* * *
Часы в зале суда показывали начало шестого.
Все другие слушания этого дня уже закончились. Из коридора доносились звуки шагов, гул голосов, иногда окрики. Адвокаты, которые только что вели словесные баталии друг с другом, теперь приглашали коллегу выпить за уличным столиком в ближайшей пивной.
Атмосфера в зале, где вела процесс судья Корриво, была тяжелая. Удушающая. Все жаждали поскорее оказаться на свежем воздухе и под солнцем. Вырваться из этих стен, забыть об истории, которая становилась все более пугающей.
Оставалось только задать последний вопрос и выслушать ответ.
– Старший суперинтендант Гамаш, – сказал прокурор. На сей раз в его голосе не слышалось ни напыщенности, ни помпезности. Впервые за весь день он не хорохорился и не актерствовал. Голос его звучал тихо, мрачно. – Вы пришли к какому-нибудь заключению на основании тех данных, которые вам предоставил о кобрадорах инспектор Бовуар?
– Пришел.
– К какому конкретно?
– Кто-то в деревне совершил нечто столь ужасное, что пришлось взывать к совести.
Глава седьмая
– Ты сегодня не вернешься? – спросила Рейн-Мари, когда Арман позвонил ей вечером.
– Боюсь, что да. Переночую в монреальской квартире. Тут много дел, а заседание завтра начнется рано.
– Хочешь, чтобы я приехала? Могу привезти что-нибудь из бистро.
– Нет, спасибо. Боюсь, из меня сегодня плохой собеседник. И мне нужно поработать.
– По процессу?
– Oui.
– Дела идут так, как тебе нужно?
Он потер лоб, взвешивая ответ:
– Трудно сказать. Столько всего должно сойтись. Похоже, между «все идет как надо» и «все идет наперекосяк» очень тонкая грань.
Рейн-Мари и прежде видела, как беспокоится Гамаш по поводу судебных слушаний, в особенности о показаниях некоторых свидетелей. Но в данном случае он был пока единственным свидетелем. Что же обеспокоило его так скоро?
– Ты добьешься приговора?
– Да.
Но ответ был слишком поспешным, слишком уверенным для человека, обычно весьма неторопливого и вдумчивого.
– А как у тебя с обедом? – спросила она.
– Перехвачу что-нибудь здесь, на работе.
– Один?
Арман через приоткрытую дверь заглянул в конференц-зал, где, склонившись над картами Квебека, сидели Жан-Ги, Изабель и другие офицеры. Кружки кофе и тарелки с сэндвичами из кафе по соседству стояли на длинном столе между графинами с водой, ноутбуками и бумагами. А за всем этим виднелись огни Монреаля.
– Oui.
* * *
Старший суперинтендант Гамаш вернулся к своей команде и, надев очки, склонился над большой картой Квебека.
На карте лежали прозрачные пленки. Каждая со своим рисунком, со своими красками.
Яркие всплески. Красного. Синего. Зеленого. Черного.
Сами по себе яркие линии, проведенные фломастерами на прозрачных пленках, не имели никакого смысла. Но если наложить их друг на друга, а потом на карту Квебека, линии соединялись. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что это схема метро. Очень большой сети метро и чрезвычайно загруженной.
И он был бы недалек от истины.
По сути, это была карта подземного мира. Карта организованной преступности.
Одни линии проходили вдоль реки Святого Лаврентия. Другие шли с севера. Многие – из Монреаля и Квебек-Сити. Но все они устремлялись к границе с Соединенными Штатами.
Суперинтендант Туссен, недавно возглавившая отдел по расследованию особо тяжких преступлений, взяла синий фломастер из чашечки на столе.
Для некоторых более молодых членов внутреннего круга Квебекской полиции это было все равно что взять молоток и долото, настолько примитивным был подобный метод картографии. Они привыкли к компьютерам и более точным, более мощным инструментам.
Но карта и прозрачные пленки имели большое преимущество перед компьютером, который можно взломать. А когда они хранились по отдельности, никто не мог разгадать их скрытый смысл.
И это было крайне важно.
– Вот последняя информация, – сказала Мадлен Туссен. – Наш информатор с островов Мадлен сообщает, что груз прибыл два дня назад на борту судна из Китая.
– Два дня назад? – переспросил один из агентов. – Почему потребовалось столько времени на получение информации?
– Еще хорошо, что мы ее вообще получили, – отрезала Туссен. – Мы все знаем, что случится, если они найдут нашего информатора. И он тоже знает.
Она провела фломастером синюю линию от островов Мадлен к заливу Святого Лаврентия.
– Нам известно сколько? – спросил Бовуар.
– Восемьдесят килограммов.
Они молча посмотрели на нее.
– Это фентанил? – спросила Изабель Лакост.
– Oui.
Туссен подняла фломастер. Синий для фентанила.
Все переглянулись. Восемьдесят килограммов.
Самая крупная поставка в Северной Америке. Почти в два раза больше обычного. Определенно самая крупная из тех, о которых им известно.
Картели наглели с каждым днем.
А почему нет? Ведь им никто особо и не мешал.
Все находившиеся в зале повернулись к старшему суперинтенданту Гамашу, который смотрел на крохотную группу островов. Они словно покачивались в морской воде между Гаспе и Ньюфаундлендом. Красивее места не найдешь. Или идеальнее места для наркотрафика.
Земля, обдуваемая ветрами, изолированная, почти необитаемая. И в то же время на торговом пути грузовых судов со всего мира.
Это были ворота Квебека. Канады. Что-то вроде задней двери. Вращающейся двери. Обделенной вниманием властей, которые наблюдали за главными портами, воздушными и морскими.
Но маленькие, невыразимо прекрасные острова Мадлен были оптимальным вариантом.
А оттуда?
Гамаш охватил взглядом четкие линии, проведенные фломастерами разного цвета. Они начинались в разных концах Квебека, но шли в одном направлении.
К границе. La frontière.
К Соединенным Штатам.
Почти все линии, все цвета сливались и проходили через маленькую деревню, даже не отмеченную на карте. Гамашу пришлось обозначить ее.
Три Сосны.
Теперь она исчезла под цветными линиями, идущими к границе.
Наркотики текли в Штаты через эту дыру в границе, а назад через нее текли деньги.
Тонны кокаина, метамфетаминов, героина пересекали здесь границу. На протяжении многих лет.
