– А вы тоже не местная! – прокричал кто-то еще. – Здесь не ваш дом. Прочь с дороги!
– Чтобы вы размозжили ему голову? – Леа посмотрела на толпу. – Вы хотите, чтобы ваши дети играли на траве, залитой кровью?
– Пусть лучше его кровью, чем их! – выкрикнула женщина.
Но ее голос звучал уже не так громко, не так уверенно.
– Тогда им придется играть и на моей крови, – сказала Леа.
– И на моей, – сказал Арман.
– И на моей.
Из толпы вышел кто-то еще. Мойщик посуды Антон. Он выглядел испуганным, когда занял место рядом с Арманом и уставился на человека с кочергой.
К ним присоединились Клара, Мирна, Габри и Оливье. Рут передала Розу одному из зевак и тоже вышла вперед.
– А мы точно на правильной стороне? – прошептала она Кларе.
– Помолчи и больше решительности во взгляде.
Но лучшее, что могла изобразить старая поэтесса, – это сумасшедшинку в глазах.
Арман шагнул вперед и протянул руку к мужчине с кочергой. Тот снова поднял свое оружие.
За спиной у мужа Рейн-Мари прошептала:
– Арман.
Но он продолжал стоять с вытянутой рукой. Глядя на дорожника, который не сводил глаз с кобрадора. Наконец мужчина медленно опустил кочергу, и Гамаш отобрал ее у него.
– Если что-то случится, сами будете отвечать! – прокричал кто-то в толпе.
Однако люди уже вернулись в нормальное состояние и стали расходиться, хотя и недовольные, неудовлетворенные.
– Постойте, – сказал Гамаш, подхватив под руку собравшегося уходить главного бузотера. – Как вас зовут?
– Поль Маршан.
– Ну, месье Маршан, – Гамаш похлопал его по карманам в поисках другого оружия и увидел машину Квебекской полиции, спускающуюся с холма, – у вас неприятности.
Он вытащил из кармана Маршана маленький кошелек. В нем лежали две таблетки.
Гамаш узнал их.
– Откуда это у вас? – Он приподнял кошелек на ладони.
– Это лекарство.
– Это фентанил.
– Верно. От боли.
Агенты полиции остановили машину и теперь быстро шли по лугу.
К кобрадору.
– Сюда, – позвал их Гамаш. – Вот из-за кого вас вызвали.
– Минутку, сэр, – сказал агент, едва взглянув на дорожника в вымокшей под дождем рубашке.
Тут было так много людей со странным поведением, что агенты полиции даже не знали, с кого начать. А потому направились к человеку в мантии и маске.
– Нет, я говорю, сюда, – властно произнес Гамаш.
Уже почти совсем стемнело, и агенты повернулись, чтобы приглядеться к тому, кто с ними говорил. Они подошли ближе, и недовольство на их лицах сменилось удивлением.
– Черт, – пробормотал один из них.
– Извините, patron, – сказал агент постарше и отдал честь. – Я не знал, что это вы.
– Конечно, откуда вы могли знать? – Гамаш объяснил им ситуацию. – Задержите его на ночь. Наблюдайте за ним. Я не знаю, принимал ли он эти таблетки. – Он передал им кошелек. – Отправьте их в лабораторию.
Гамаш проводил взглядом агентов, уводящих Маршана. Что-то выбило этого человека из колеи, и Гамаш подумал, что днем таблеток в кошельке, вероятно, было больше.
Рут, которой отдали Розу, повернулась к кобрадору и прошептала:
– Ты можешь уже наконец оставить меня в покое?
Но, шагая к дому Гамаша вместе с остальными, она знала: не оставит.
Перед уходом Арман, дрожащий от холода, подошел к кобрадору и заговорил с ним.
* * *
– Что ты ему сказал? – спросила Рейн-Мари, когда Гамаш вернулся в тепло.
– Я сказал, что я знаю: он кобрадор, совесть. Я спросил, к кому он пришел.
– И что он ответил?
– Ничего.
– Тихая и спокойная совесть, – пробормотала она.
– Еще я попросил его покинуть Три Сосны. Сказал, что он зашел достаточно далеко. Слишком далеко. Те, кто пришел на луг, они хорошие люди, но они испуганы. А страх может даже хороших людей заставить совершать ужасные вещи. Я спросил, хочет ли он, чтобы это было на его совести.
– Он не уйдет, – сказала Рейн-Мари.
– Non, – согласился с ней муж. – Он еще не закончил.
Гамаш посмотрел в окно. В темноте кобрадор походил на еще одну сосну. Четвертое дерево. Он становился частью их жизни, чуть ли не традицией, которая норовила пустить глубокие корни в их маленьком сообществе.
Гамаш проследил за направлением взгляда кобрадора. Его глаз, которые не моргнули, даже когда ему угрожала опасность. А может, и смерть.
Там, за сводчатым окном, стоял человек – один из немногих, кто не вышел на луг. Ни чтобы защитить кобрадора, ни чтобы угрожать ему.
Потом Жаклин развернулась и снова взялась за свое тесто.
Глава десятая
– Вы попросили его покинуть деревню. Вероятно, вы предполагали, как будут развиваться события, – сказал прокурор. – Тут уже речь шла об угрозе жизни.
– Маршан пребывал в ярости, был спровоцирован, – ответил старший суперинтендант Гамаш. – В подобном состоянии люди говорят то, чего на самом деле не думают.
– И совершают поступки, о которых впоследствии жалеют, – заметил прокурор. – Когда они рассержены. Однако поступок уже совершен, и изменить ничего нельзя. Убийство может быть совершено непредумышленно или по неосторожности, но в любом случае человека уже не вернуть. Наверняка ваш опыт работы в отделе по расследованию убийств научил вас этому.
– Научил, – признал Гамаш.
– И все же вы бездействовали. Если не в тот момент, то когда? Чего вы ждали?
Гамаш посмотрел на прокурора, потом на людей, набившихся в душный зал заседаний. Он знал, как все это звучит, какие эмоции это вызвало бы у него.
Но он ничего не мог сделать, не нарушая закон. Ничего, что принесло бы результат.
События того ноябрьского вечера ясно показали: кобрадор твердо намерен добиться своего.
Старший суперинтендант Гамаш сомневался, что идея о нападении на кобрадора принадлежит Маршану. Поль Маршан недавно появился в деревне и до этого времени ни в чем противозаконном замечен не был. Казалось, кто-то его надоумил. Посоветовал прямо или косвенно пригрозить кобрадору.
Гамаш сомневался, что цель состояла в убийстве Совести. Скорее хотели напугать, отвадить кобрадора от деревни. В конце концов, кто не убежит, увидев перед собой психа с кочергой в руке?
Несмотря на бытующее мнение, мертвецы не молчат. Они рассказывают самые разные истории. Если бы кобрадора убили, им пришлось бы снять с него маску и выяснить, кто он такой. И возможно, они поняли бы, почему он здесь оказался.