– Интересно, как выглядит успех с точки зрения кобрадора? – спросила Мирна.
– Я тоже думал об этом, – отозвался Арман. – Для современного, который в цилиндре, это знание того, что долг возвращен. Финансовая транзакция совершена. Но тут мы имеем дело с долгом совсем иного рода.
Мирна кивнула:
– Ладно, на самом деле мне хочется узнать, к кому он приходил и по какой причине. Вот, признаюсь.
– Ну что ж, это совершенно естественный интерес, – улыбнулся Арман.
– Вам тоже интересно?
– Может быть, немного любопытно.
Какое-то время они шли молча.
– Не просто любопытно, Арман. Тут что-то другое. Совесть ушла.
– А это означает, кто-то здесь остался без нее. Наверное.
Никто из них не стремился развивать эту мысль. Оба хотели насладиться мгновением. В особенности свежим ноябрьским утром с его повисшим в воздухе дымком из печных труб. С неярким солнцем и прохладным туманом, несущим терпкий запах влажной земли и сладковатый запах сосен.
– «…И за яблоневою листвою, – произнесла Мирна, наблюдая за Анри и Грейси, играющими между соснами, – детей, которых не видно… Лишь слышно их, полуслышно в тиши…»
[22]
– Мм, – промычал Арман. Ее чавкающие шаги рядом ничуть не раздражали, задавали ритм. Словно успокаивающий метроном. – Томас Стернз Элиот.
На луг возвращались все новые и новые птицы, и теперь Анри катал Грейси по мокрой траве, а она бешено мотала хвостом и делала вид, что отталкивает его своими короткими ножками.
– «Литтл Гиддинг»,
[23] – сказала Мирна.
Он подумал, что она имеет в виду Грейси, у которой вот-вот начнется легкое головокружение, но потом понял, что Мирна называет поэму, строки из которой цитировала.
– А ведь я был там, – сообщил он.
– В Литтл Гиддинге? – переспросила Мирна. – Это реальное место? Я думала, Элиот его придумал.
– Нет, это деревня неподалеку от Кембриджа. Ха, – произнес он, улыбаясь.
– Что такое?
– Население Литтл Гиддинга – около двадцати пяти человек. Немного похоже на то, что мы имеем здесь.
Они прошли еще немного по тихому миру.
– «…И все разрешится, – процитировал он строки поэмы, – и сделается хорошо…»
– Вы в это верите? – спросила Мирна.
В поэме говорилось об обретении покоя и простоты.
– Верю, – ответил Арман.
– Это ведь Юлиана Норвичская первая сказала: «Все будет хорошо, и все, что ни будет, будет хорошо».
Резиновые сапоги продолжали хлюпать с успокоительным ритмом, отчего слова и мир сливались воедино.
– Я тоже верю в это, – сказала Мирна. – Трудно не верить в такой день.
– Самое важное верить в это в разгар бури.
И Мирна вспомнила, что, хотя поэма Элиота говорит об обретении мира, она появилась только после пожара. Страшного очищения.
[24]
В «Литтл Гиддинг» рассказывалось и о гонимом короле. Мирна посмотрела на своего спутника и вспомнила их разговор предыдущим вечером. О совести.
У них был свой гонимый король. На самом деле они все были гонимы.
– Я думаю, все в этой деревне верят, что все будет хорошо, – сказал Арман. – Поэтому-то мы и здесь. Мы все потерпели неудачу. А потом все приехали сюда.
Он произнес это так, будто магические события были простым, разумным, логическим ходом вещей.
– «Пепел, пепел, – пропела вполголоса Мирна, – мы все падаем».
[25]
Гамаш улыбнулся:
– Мои внучки пели это в прошлый приезд. Вот прямо там.
Он показал на деревенский луг. И на то самое место, где вчера стоял кобрадор.
Перед его мысленным взором предстали Флоранс и ее сестренка Зора, они танцевали, взявшись за руки с другими ребятишками, и пели старую народную песню. В этих старых стихах было что-то невинное, но в то же время тревожное.
Он видел смеющихся детей. Видел, как они падают на землю. Вытягиваются во весь рост. Замирают.
Ему это казалось забавным, но все же неприятно было видеть, как его любимые внучки лежат на лугу, словно мертвые. Рейн-Мари говорила, что этой народной песне несколько веков, она возникла во время эпидемии черной смерти. Чумы.
– Что случилось? – спросила Мирна, глядя на него.
– Просто задумался о кобрадоре.
Но это была только часть правды. Он думал о маленьком пластиковом пакетике в кармане Маршана.
Теперь, когда кобрадор исчез, Гамаш поедет на работу, позвонит в лабораторию и узнает, что было в этом пакетике. Впрочем, он и так знал ответ.
Фентанил. Чума.
«Пепел, пепел, – подумал он. – Мы все падаем».
– И все будет хорошо, – заверила его Мирна.
– Так-так, – проговорил у них за спиной знакомый голос.
Они повернулись и увидели Рут и Розу, которые вразвалочку спускались по склону холма из маленькой церквушки Святого Томаса.
– Вы сегодня рано, – сказал Арман, когда старая поэтесса присоединилась к ним.
– Не спится.
Арман и Мирна переглянулись. Насколько они знали Рут, та бо́льшую часть времени спала или пребывала в вырубленном состоянии под воздействием алкоголя. Потом просыпалась на часок-другой, чтобы оскорбить кого-нибудь, и снова засыпала. Деревенская кукушка. Часы.
– Ходила к святому Томасу за покоем и тишиной, – объяснила Рут.
И опять Арман и Мирна переглянулись, подумав о том, какой, видимо, кошмар творится в ее доме, а вернее, в ее голове, если она ищет спасения в церкви.
– Когда вы вышли, его уже не было? – спросил Арман.
– Кого?
– А как ты думаешь? – фыркнула Мирна.
– Вы о тореадоре?
– Да, – ответила Мирна, даже не озаботившись тем, чтобы поправить ее.
Рут наверняка прекрасно знала, что никакого быкоборца в их деревне не появлялось. Хотя, Господь свидетель, помощь в борьбе со всеми быками им бы не помешала.
– Он исчез, – сказала Рут. – Но Михаил был поблизости. Занудствовал.
