Да, крайне легко вообразить, как расстроенный и чувствительный парень под воздействием наркотика прыгает вниз в разгар вечеринки на крыше.
Но в равной мере легко вообразить, что кто-то в в толпе танцующих подвыпивших людей чуть-чуть подталкивает его.
– Нам нужно связаться с семьей этого молодого человека, – сказала Лакост. – Как его звали? Эдуард? А фамилия?
– Валькур, – ответил Гамаш. – И мне кажется, это хорошая мысль.
– Но это не объясняет убийства Кэти Эванс, – сказала Рейн-Мари.
– Non, – согласилась Изабель. Она снова обратилась к Мирне: – Кто-нибудь из них говорил что-нибудь о Кэти? О каких-нибудь ее поступках, которые объясняли бы…
– Ее убийство? – спросила Мирна.
– И появление кобрадора. Если он приходил к ней, то тому должна быть причина. Пусть и давняя.
– Может, он приходил не к ней. Вы об этом не думали? – спросила Клара. – Мы связываем их по одной причине: по причине ее смерти.
– Довольно веская причина, – заметила Мирна.
Она посмотрела на Армана, но он ничем не выразил своего отношения.
Он никак не мог отделаться от ощущения, что все случившееся гораздо проще, чем кажется, и ненужные подробности только мутят воду.
Что-то случилось, возможно, случилось очень давно и создало мотив. Подвигло кого-то на убийство Кэти Эванс.
«Старое наследство».
* * *
– Брысь, зверюга, – сказал Жан Ги, пытаясь перешагнуть порог дома Гамашей, яростно охраняемый крохотной Грейси.
– Это кто? – шепотом спросил Антон, чтобы не обидеть странное существо. – Я видел, как месье и мадам Гамаш выгуливают двоих. – Он посмотрел на Анри, который стоял поодаль и с такой силой махал хвостом, что все его тело покачивалось. – Это овчарка, я знаю. – И все равно Антон несколько секунд изучал Анри. Судя по длине ушей, в собаке где-то имелась спутниковая тарелка. Потом Антон посмотрел на Грейси и еще больше понизил голос. – Это поросенок?
– Мы понятия не имеем, кто она такая. Щен, хрен, бушмен. Росомаха. Хотя мы абсолютно уверены, что это девочка, – сказал Жан Ги.
Они занесли еду в кухню.
– Что ж, прогресс, а не совершенство, – сказал Антон, и Жан Ги, собиравшийся включить духовку, на секунду замер.
Распаковывая обед, Антон огляделся вокруг; отметил видавшую виды столешницу для разделки мяса, открытые полки с тарелками и бокалами.
В дальнем конце кухни у окна, выходившего на деревенский луг, два кресла по сторонам дровяной печи. Книги, журналы, газеты на приставном столике. Никакого беспорядка, но и чрезмерной образцовости нет.
Комната была уютная, спокойная. Как и гостиная, через которую они прошли.
Бовуар, подбросив полешко в печку, чтобы снова заплясал огонек, присоединился к Антону.
– Вы только что произнесли фразу, – сказал Бовуар, вытаскивая салфетки и стараясь не наступить на Грейси, все еще вертящуюся под ногами.
– Правда?
Антон следовал за ним вокруг соснового стола и изящно складывал салфетки.
– Прогресс, а не совершенство.
[43] Я с этим согласен. – Он остановился и посмотрел на Антона. – Вы не друг Билла?
– Я про вас то же самое подумал, – с улыбкой сказал Антон. – Горячий шоколад в бистро? Когда все вокруг пьют вино или виски. Шесть лет трезвости. А вы?
– Два года и три месяца.
– Молодцом. Пьянство?
– И наркотики, – сказал Бовуар. – Болеутоляющее.
Он говорил об этом только с другими членами общества или с близкими. Например, с Анни и Гамашами.
Слова «друг Билла» были чем-то вроде пароля. Для членов Общества анонимных алкоголиков. И этот Антон явно состоял в обществе. Жан Ги словно неожиданно встретил своего соплеменника.
Они стояли на теплой кухне, ледяной дождь лупил в окна, а они думали, что хотя ничего не знают друг о друге, но в то же время знают друг друга лучше, чем почти всех в этом мире.
– У меня тоже была проблема с наркотиками, – сказал Антон. – Фармацевтическими. Они меня чуть на тот свет не отправили. Я одной ногой стоял в могиле, а другой – на банановой кожуре, как говорят. Лечился, сумел избавиться от наркозависимости, но начал пить. Казалось, что это разумное решение.
Жан Ги рассмеялся. Поведение абсолютно логично для наркомана.
– Наконец и от этого избавился, – сказал Антон, ставя кастрюльку в духовку, чтобы не остыла.
– Есть минутка? – спросил Бовуар, показывая на кресла у печки.
Одна из проблем при ведении следствия состояла в том, что ты вдали от кураторов и не участвуешь во встречах. А потому было полезно поговорить с другим членом общества. С человеком, которому знакома эта территория.
– Ты когда начал? – спросил Бовуар, усевшись. Он посадил Грейси к себе на колени и завернул в свой свитер, чтобы ей было теплее.
– Употреблять? Немного в школе, но из берегов вышел в университете. Не уверен, что высшее образование для меня, а наркота только ускорила неизбежное.
– Выгнали?
– Не успели – сам ушел. – Антон покачал головой. – Знаешь, некоторые ребята справлялись, а для некоторых вроде меня это как взрывчатку в кровь закачать.
– А продажей занимался? – спросил Бовуар.
Антон поднес руку ко рту и, грызя ноготь, уставился на Бовуара.
– Не бойся, я тебя не арестую, – улыбнулся Жан Ги. – К тому же дело давнее.
– Не такое уж и давнее, – возразил Антон, потом улыбнулся. – Да, продавал, но не так чтобы много. В конечном счете я сам стал все использовать. Большая ошибка. Просто вразнос пошел. – Антон покачал головой при этом воспоминании. – Мой уход из университета – еще мелочь. Ты знаешь, что делает поставщик с дилером, который стал наркоманом?
– Видел.
– И я тоже. Вот поэтому-то я и ушел из университета. Убежал и спрятался. Зарылся как в песок и голову в задницу засунул. Надеялся, никто меня не найдет.
– И как же тебе удалось вылечиться?
– Семья отправила на лечение. У них сил больше не было терпеть.
Он посмотрел на огонь и положил ноги в носках на скамеечку, предварительно подняв с нее маленькую книжку.
Открыл, полистал, потом, удивленно фыркнув, задержался на одной из страниц и посмотрел на Бовуара:
– Ты это читал?
Жан Ги вздохнул:
– Читал.
– Не нравится?
– Если только между нами. – Он подался к Антону. – Нравится. Но никому не говори.
Антон вернулся к книге и прочитал вслух:
