– А ты, значит, образец терпимости? – спросила Клара.
– Ой, да ладно, – откликнулась Рут. – Есть же разница между «пугающий» и «угрожающий». Возможно, у него пугающий вид, готова с тобой согласиться. Но на самом деле он ничего не сделал. Если бы собирался, то, наверно, уже сделал бы.
Рут повернулась к Гамашу, словно ища поддержки, но он промолчал.
– Кто-то на Хеллоуин надевает в шутку костюм, – продолжила она, – при свете дня, и вам всем становится страшно. Тьфу. В Салеме вы бы дали себе волю.
– Ты подходил к нему ближе, чем кто-либо из нас, – обратилась Рейн-Мари к мужу. – Что это такое, по-твоему?
Он опустил глаза на щенков: они свернулись в клубок на полу, привалившись к Анри, похрапывающему и ворчащему во сне. Арман частенько завидовал Анри. До тех пор, пока рядом с его миской с водой не ставили миску с сухим кормом. Тут всякая зависть кончалась.
– Что я думаю, не имеет значения, – ответил Арман. – Он наверняка вскоре исчезнет.
– Вот только не успокаивайте нас, – сказала Клара, слегка смягчив улыбкой раздражение в голосе. – Я вам продемонстрировала свое, – она показала на мастерскую, – теперь покажите мне свое.
– Это лишь впечатление, – ответил он. – Бессмысленное. На самом деле я понятия не имею, кто он и зачем здесь.
– Арман, – настойчиво произнесла Клара.
И он сдался.
– Смерть, – сказал он и посмотрел на Рейн-Мари. – Вот такие у меня ассоциации.
– Смерть с косой? – спросила Рут утробным голосом. – Мрачный Жнец? Он не указывал кривым пальцем?
Она подняла собственный костлявый палец и показала на Армана.
– Я же не говорю, смерть в буквальном смысле, – сказал он. – Но мне кажется, тот, кто надел этот костюм, хочет, чтобы мы провели такую параллель. Он хочет, чтобы мы боялись.
– И я догадываюсь чего, – сказала Клара.
– Вы все ошибаетесь, – возразила Рут. – Смерть вовсе не так выглядит.
– Откуда ты знаешь? – спросила Клара.
– Оттуда, что мы старые друзья. Он приходит почти каждый вечер. Мы сидим в кухне и болтаем. Его зовут Михаил.
– Архангел? – удивилась Рейн-Мари.
– Да. Все считают, будто смерть – это и есть то ужасное существо, но в Библии именно Михаил посещает умирающих и помогает им в последний час. Он прекрасен, с этими его крыльями, которые он плотно прижимает к спине, чтобы не перевернуть мебель.
– Давайте-ка уточним, – сказала Рейн-Мари. – К вам приходит архангел Михаил?
– Давай-ка уточним, – сказала Клара. – Ты читала Библию?
– Я читала все, – ответила Рут Кларе, потом повернулась к Рейн-Мари. – Да, он приходит. Но ненадолго. Он очень занят. Однако заходит выпить и посплетничать о других ангелах. Этот Рафаил, скажу я вам, тот еще тип. Отвратительный, жестокий старикашка.
Кто-то из них издал неуверенное «хм».
– И что вы ему говорите? – спросил Арман.
– Арман, – произнесла Рейн-Мари предостерегающим тоном.
Но он вовсе не собирался подшучивать над старухой. Его разбирало искреннее любопытство.
– Я рассказываю ему о вас. Показываю ваши дома и делаю кое-какие предложения. Иногда я читаю ему стихи. «Из школы домой в семейный ад – / путь невеселый подростка, – процитировала она, задрав голову к потолку в попытке вспомнить. – Куда его велосипед свернет, / доехав до перекрестка?»
Они помолчали несколько секунд, осознавая смысл слов, от которых у них перехватило дыхание.
– Это твое? – спросила Клара.
Рут кивнула и улыбнулась:
– Я знаю, что это процесс. Откровенно говоря, от Михаила проку мало. Он предпочитает лимерики.
Арман не сдержался и хохотнул.
– А перед рассветом он уходит, – сказала Рут.
– И оставляет тебя? – спросила Клара. – Это как-то неправильно.
– Подумай, о чем говоришь, – прошептала Рейн-Мари.
– Мое время еще не пришло. Пока даже не близко. Михаилу нравится быть в моем обществе, потому что я не боюсь.
– Мы все чего-то боимся, – возразил Арман.
– Я хотела сказать, что не боюсь смерти, – поправилась Рут.
– Я думаю, это смерть боится ее, – сказала Клара.
* * *
– Дайте мне два таких, пожалуйста, – попросила Кэти Эванс, показывая на шоколадные пирожные с глазурью сверху.
Она помнила их с детства.
– А вам, мадам? – Жаклин повернулась к другой женщине.
К Леа Ру.
Она ее узнала; впрочем, ее почти все узнавали. Мадам Ру была членом Национального собрания Квебека, часто появлялась в новостях. У нее брали интервью на французском и английском в различных ток-шоу по всей провинции, интересовались ее мнением по разным вопросам. Она выражалась ясно и без всякой высокопарности. Шутливо, но без сарказма. Тепло, но без приторности. Она стала новой любимицей прессы.
И вот она здесь. В пекарне. Собственной персоной.
Обе женщины были крупными. То есть скорее высокими, чем крупными. Но в любом случае они определенно были личностями. В их присутствии маленькая женщина-пекарь просто терялась. Но если эти женщины были личностями, то Жаклин пекла хлеб. И как она подозревала, в данный момент это делало ее более значительной.
– Пожалуй, я возьму лимонный торт и наполеон, – сказала Леа, оглядывая ряд кондитерских изделий за стеклом.
– Довольно странно, – заметила Кэти, подходя к Саре, владелице пекарни, заменявшей в тот момент пирожные на витрине.
Нетрудно было догадаться, о чем она говорит.
Сара вытерла руки о передник и кивнула, посмотрев в окно:
– Я бы хотела, чтобы оно ушло.
– Кто-нибудь знает, что это такое? – спросила Леа сначала у Сары, которая отрицательно покачала головой, потом у Жаклин, которая тоже покачала головой и отвернулась.
– Это очень неприятно, – сказала Сара. – Не понимаю, почему никто ничего не делает. Арман должен как-то вмешаться.
– Вряд ли тут кто-то в силах помочь. Даже месье Гамаш.
Леа Ру заседала в комитете, утвердившем Гамаша в должности главы полиции Квебека. Она между делом сообщила, что знакома с ним. Встречались несколько раз.
Но вообще-то, почти все члены двухпартийного комитета знали Гамаша. Он много лет служил в качестве одного из старших офицеров Квебекской полиции и участвовал в разоблачении высокопоставленных полицейских, погрязших в коррупции.
Поэтому не было ни особой дискуссии, ни тем более возражений.
И два месяца назад Арман Гамаш принес присягу в качестве старшего суперинтенданта самой мощной полицейской организации в Квебеке. А может быть, во всей Канаде.
