В тех сообществах, которые образуют в городской среде (на фабриках и заводах) выходцы из деревни, этот механизм подчас претерпевает сильные изменения или даже совершенно разрушается и исчезает. Причины; а) отсутствие полного статусно-возрастного состава (объединявшиеся часто были людьми одного возраста, в среде которых люди пожилые, способные являть нормы повседневного поведения и волю к принуждению окружающих принимать и воспроизводить эти нормы, либо отсутствовали, либо не пользовались авторитетом); б) выключенность из родовой структуры деревенской общины, где предопределенность «места» в семейной иерархии и социальная «роль» задавались естественно складывающимся порядком; в) размытость структурной стабильности социального окружения (маргиналы приобретали в городе, в отличие от традиционного уклада деревенской жизни, возможность легко менять одну «трудовую общину» на другую); г) отсутствие присущей деревенской общине строгой системы регуляции отношений и воздействия на непокорных (городская среда размывала традиционную систему культурного нормирования); д) отсутствие включенности в систему семейно-родственных связей (в городской среде маргиналы вступали в объединение не по принципу родства, а по личностным и профессиональным интересам, что вызывало резкое изменение механизма реализации социальнокультурной функции «утверждения собственного статуса в глазах окружающих») и прочее.
В результате этого процесса городские стихийно складывающиеся «коммунальные сообщества» формировались по совершенно иным принципам, нежели традиционные общины. Например, по признаку общности судьбы (нередко их составляли недавние крестьяне, не способные полноценно вписаться в городскую жизнь, добровольно объединявшиеся для облегчения выживания); по интересам (и далеко не всегда по интересу к самоотверженному труду); на основе не столько общности идеалов и целей, сколько общности в их отрицании (например, через отрицание религии, выполнявшей в традиционной общине фундаментальную структурообразующую функцию) и т. п. На подобное положение большое влияние оказывало то, что уже к началу 1930-х годов в деревне сформировалось и выросло совершенно иное поколение, нежели их родители. Молодежь под влиянием времени в значительной массе решительно отказывалась от религии, ориентировалась на иные, чем у старшего поколения, жизненные идеалы и ценности, отвергала традиции, ритуалы, обряды и т. д.
[110]
Отрицание общинных форм организации сознания (нравственности) и поведения переносится выходцами из деревни в город, в рабочие коллективы. Этому способствует столкновение «деревенских» и «городских» ценностей, результат которого оказывается не в пользу первых. Например, в крестьянской России традиционно довольно высокий социально-культурный статус имел брак, который невольно включал человека в сознательное (а подчас и неосознанное) выполнение целого комплекса обязательств перед собственной семьей, увеличивая его зависимость от принятых в общине форм труда и быта. Неженатые мужчины и незамужние женщины в деревне рассматривались как ненормальное явление, считалось, что не женятся и не выходят замуж лишь нравственные или физические уроды. Однако в городе, куда попадают выходцы из деревни, уже в предреволюционный период престиж семейной жизни и притягательность брачных уз оказываются ослабленными. В послереволюционные годы традиционные представления о семье и браке разрушаются еще более активно — под влиянием пропагандируемого и внедряемого новой властью примата общественных устремлений над личными, а также в результате целенаправленной идеологической работы по реформированию института брака
[111]. Выходцы из деревни, вынужденно или добровольно принимая на себя ценности городского образа жизни, отказываются от брака, поддаются притягательности случайных и ничем не обязывающих половых отношений, прелестям свободной любви. Отсутствие семейных обязанностей и забот изменяет не только структуру свободного времени, не только способ распределения бюджета, не только характер включенности во внутри- и межсемейные отношения, но и саму систему жизненных устремлений и ориентаций; разрушает некоторые основополагающие ценности, традиции и смыслы индивидуального существования.
Власть, создавая трудо-бытовые коллективы и стремясь сохранить функции общины в поддержании ценностей ответственного труда, в обеспечении коллективного самоконтроля, групповой трудовой поддержки, внутриколлективной взаимовыручки и поруки, стремится компенсировать подобное нарушение (и даже исчезновение) общинных традиций искусственными формами и изобретаемыми способами воздействия на людей в воспитательных, организационных и иных целях.
Активно обсуждавшийся теоретиками «коммуны» вопрос о мере «коллективизации индивидуальной собственности», по большому счету, был безразличен власти. Для нее вопрос заключался не в том, сколько у людей должно быть индивидуальных вещей, должны ли они отдавать деньги в общий котел, имеют ли право вести собственное домашнее хозяйство и т. д., а в том, каким образом можно создать систему первичной организации производственных единиц на основе предельной «прозрачности» совместного, обитания; кругового влияния «всех на каждого» и всестороннего охвата внешним нормирующим воздействием абсолютно управляемых трудовых коллективов с искусственно регулируемым порядком внутриколлективных межличностных отношений.
Жилище играло ключевую роль в осуществлении этого внешнего нормирующего воздействия. В традиционной деревенской среде совместное проживание способствовало формированию возрастных объединений деревенских детей — ровесники сбивались в стайки, вместе ходили в школу, проводили досуг, шкодили, подражали трудовому и бытовому поведению взрослых, имитировали принятые в среде взрослых типы взаимоотношений. В результате социальное сходство и пространственное единство с возрастом становились основными факторами, обеспечивающими воспроизведение и закрепление культурных норм и поведенческих образцов
[112]. Возникающая при этом социально-пространственная общность оказывалась стабильной и малоизменчивой.
Такую же роль, по замыслу власти, должно играть коммунальное жилище. Поскольку выходцы из деревни неосознанно тяготеют к обретению подобной общности на новом месте, постольку власть предоставляет им ее в виде трудо-бытовых коллективов. Провозглашая и реально формируя коммунальное жилище «коммунистических общин», как специфический тип совместного существования членов одного трудового коллектива, власть совершенно сознательно и целенаправленно восстанавливает в городе привычные выходцам из деревни традиционные истоки культурно-бытового и трудового сосуществования, но с учетом тех социальнокультурных изменений, которые извне искусственно внедряются властью в повседневность.
