Тем временем вышедший первым из дома развлечений Публий Корнелий Сципион, который на протяжении всей своей жизни, а в особенности в юности, был и нежен с женщинами, и любим ими, и довольно— таки пристрастен к любовным наслаждениям
[66], приблизился к месту, где лежал Луций Кантилий.
За ним поспешали один за другим сводник и некоторые из его слуг, нёсших факелы и светильники.
Хриплые, неразборчивые причитания слетали с губ лежащего.
Сципион наклонился к раненому и, ухватив его под мышки, приподнял рывком и сказал одному из подбежавших рабов:
— А ну хватай его за ноги и понесём его в дом твоего хозяина.
Раб повиновался, и Луций Кантилий был перенесён таким образом в атрий дома сводника, а оттуда, по приказанию Сципиона, в одну из комнат, прилежащих к атрию, где раненого опустили на маленькое ложе.
Пока происходила эта суета, Сципион говорил:
— Клянусь Марсом Мстителем... этому бедняге, полагаю, крышка...
— Только из-за тебя, из уважения к тебе, достойный отпрыск рода Корнелиев, я дал приют в своём доме этому надравшемуся забияке; если бы не ты, я оставил бы его умываться собственной кровью на мостовой, где он вымазался в уличном дерьме.
— Заткнись, похабная скотина, — высокомерно и презрительно бросил Сципион; взяв из рук раба факел, он поднёс его к бледному лицу раненого; он сейчас же узнал его и не смог удержаться от восклицания:
— Спаси, Юпитер!.. Луций Кантилий!
И, возвратив факел рабу, он заботливо склонился к несчастному, несколько раз назвал его по имени, провёл рукой по его бледному, холодному, мокрому лбу и, не получив никакого ответа от раненого, уже больше не стонавшего и не двигавшегося, распахнул пенулу, испачканную уличной грязью, и плащ, и белоснежную нижнюю рубаху, всю мокрую от крови в том месте, где была рана, и очень расстроился:
— О, боги!.. Он при смерти!..
Шум тем временем привлёк некоторых рабынь, они вышли из своих комнат, обнажённые, провоцирующие формы которых очень слабо прикрывали прозрачные одежды из голубой вуали; они собрались в комнате, куда рабы перенесли Кантилия; они столпились возле лежанки, на которой был распростёрт холодный и неподвижный раненый. Одна из рабынь, Тарентина, со светло-коричневым загорелым лицом, длинными и густыми распущенными волосами, блестящими и чёрными, как эбеновое дерево, воскликнула, сложив в порыве милосердия свои белейшие руки:
— О! Красивый мальчик!.. Ох, бедный мальчик!
— Эй!.. Брось, Евлазия, — одёрнул Сципион прекрасную рабыню, — не делай плохих предсказаний о состоянии этого храброго юноши, моего друга.
— Э-э... Но... Мне очень жаль... мой славный Сципион, — сказал сводник, который уже довольно долго щупал пульс и слушал сердце Луция Кантилия, — Да, мне очень жаль... но он мёртв.
— Мёртв! — воскликнул Сципион и побледнел. — Ты сказал... мёртв?..
Глава V
Избрание Варрона консулом. — Безумие Опимии
В день январских календ (1 января) 537 года
[67], на рассвете, римский народ толпами шёл на Марсово Поле, где должны были состояться центуриальные комиции для избрания консулов и преторов наступающего года. Со времён Сервия Туллия римский народ был разделён на 191 центурию, которые распределялись по шести разрядам. Первый разряд насчитывал восемьдесят центурий, к которым были отнесены граждане, чей доход составлял сто тысяч ассов или больше. Из этих восьмидесяти центурий, к которым принадлежал цвет римского народа и патрициев, сорок состояли из граждан от семнадцати до сорока пяти лет, способных нести активную воинскую повинность. Их называли центуриями юниоров. Сорок оставшихся образовывали граждане, переступившие сорокапятилетний порог; эти центурии назывались сениорскими.
К восьмидесяти упомянутым добавлялись восемнадцать центурий всадников. Всего центурий первого разряда населения было девяносто восемь.
Второй разряд, к которому относились граждане с достатком свыше семидесяти пяти тысяч ассов, образовывал двадцать центурий: по десять юниорских и сениорских.
Третий разряд также состоял из десяти центурий юниоров и десяти — стариков; отнесённые к этому разряду довольствовались годовым доходом в пятьдесят тысяч ассов.
Те же десять юниорских и десять сениорских центурий составляли четвёртый разряд, в котором доходы не должны были опускаться ниже двадцати пяти тысяч ассов.
В пятом разряде было по пятнадцать юношеских и стариковских центурий; доходы граждан этого разряда были не ниже десяти — двенадцати тысяч ассов. К этим центуриям присоединяли ещё две: священных трубачей Республики, штатских и военных.
Последний разряд объединял граждан, называвших себя пролетариями, доход которых не превышал десяти тысяч ассов, а также тех, кто вообще ничего не имел и называл себя податной головой, потому что подати брались с головы. Этот разряд представлен был одной-единственной центурией.
Такое разделение, сделанное явно в пользу аристократов, мало-помалу, со времён Сервия Туллия, изменялось, но не настолько, чтобы вывести центуриальные комиции из-под власти патрицианских центурий. Тогда как в трибунальных комициях большинство голосов в каждой трибе было в руках плебеев, числом значительно превышавших патрициев, входивших в ту или иную трибу в центуриальных комициях голосовали центуриями, и девяносто восемь аристократических центурий были арбитрами народного собрания даже в тех случаях, когда девяносто три прочие центурии высказывались заодно и единодушно голосовали против мнения патрициев. И хотя сто девяносто первая центурия включала в себя столько же граждан, сколько было во всех остальных вместе взятых, голос этих ста тысяч человек всё равно считался голосом одной центурии.
Итак, рассветало, и солнце только начало освещать слабым светом огромный луг Марсова Поля, а он уже кишел народом, пришедшим на комиции, которые были созваны диктатором, специально выбранным для этой цели — Луцием Ветурием Филоном, который назначил, в свою очередь, начальником конницы Марка Помпония Матона
[68].
Диктатор, предваряемый двадцатью четырьмя ликторами и сопровождаемый начальником конницы, появился посреди огромного поля, и все граждане, что столпились там и громко перекрикивали один другого перед началом комиции, отступили, давая ему проход.
