И она остановилась; она снова расцеловала девочку и добавила:
— Ты мне даже будешь помогать... когда я на минутку выйду в сад... подышать ночным ветерком, потому что мне что-то душно... Ты же останешься вместо меня охранять алтарь, смотреть, чтобы не погасло священное пламя, а если оно начнёт угасать, ты сразу же позовёшь меня... Не так ли, моя дорогая малышка?
— Да, конечно; я умею выполнять обязанности весталки, — сказала Муссидия, напуская на себя важность. И Опимия, ещё раз поцеловав её, вышла в сад. Она пошла в сторону лаза, откуда мог появиться Кантилий. Таков был их уговор (похожим образом он договорился и с Флоронией) на случай, если с одной из двух весталок окажется ещё кто-то и будет опасно заходить в храм Весты.
В соответствии с уговором Опимия должна будет подойти к тому отверстию, из которого появляется Кантилий, и воткнуть в нескольких шагах от стены деревянный колышек.
Опимия воткнула этот колышек, потом посмотрела через стену в Рощу Говорящего вещателя, проверяя, не увидит ли она там Кантилия, а потом, разочарованная, грустная, расстроенная, вернулась в храм.
Едва она там оказалась, как Муссидия, к которой вернулись бодрость и веселье, сказала:
— Ну, теперь, Опимия, ты довольна, а я тоже хочу прогуляться на свежем воздухе... Здесь так душно!..
— Иди... иди... — ответила Опимия, опять становясь задумчивой.
— Я сейчас вернусь... Поняла?.. Сейчас вернусь.
И, сказав это, белокурая резвушка Муссидия, подпрыгивая, выбежала их храма в сад.
Едва оказавшись снаружи, она подняла взгляд на небо, по которому бежали подгоняемые свежим ветерком лёгкие-лёгкие, бесконечные волны бледных, светлых облачков, лишь кое-где позволявшие показаться куску тёмно-синего свода, на котором, дрожа, посверкивали звёзды.
Муссидия открыла рот, чтобы лучше дышать и больше наслаждаться негой ветерка, шелестевшего в листве деревьев и, казалось, влюблённо ласкавшего лицо маленькой весталки, донося до неё сладкие запахи цветов, бальзамом наполнявшие воздух сада.
Муссидия, казалось, целиком погрузилась в боязливое созерцание этого сероватого, неизмеримого, бесконечного неба, содержавшего в своей беспредельности все божьи тайны. Это мрачное и печальное небо навеяло на девочку грусть и задумчивость, но вдруг она вздрогнула, услышав лёгкий топот по дорожке, совсем рядом с собой. Девочка повернулась, посмотрела в ту сторону и прежде ещё, чем увидела, почувствовала огромного сторожевого пса, лизнувшего ей руку и ласково помахивавшего хвостом.
Муссидия погладила пса по голове, потрепала по спине и в сопровождении верного животного прошла по тропинке, на которой она прежде стояла и которая вела к круговой дорожке, бежавшей вдоль каменной ограды.
Когда девочка подошла к стене, отделявшей сад от Рощи Говорящего вещателя, она услышала — или ей показалось, что она слышит — приглушённое гудение голосов между деревьев за стеной.
Подзуживаемая любопытством, она попыталась забраться на ступеньки, образовавшиеся за счёт разрушения камней ветхой стены, у которой на большом протяжении даже осыпалась штукатурка. Со стороны сада Весты стена была ниже, не больше половины человеческого роста (со стороны рощи стена, правда, была повыше: около двух с половиной метров), но и это было слишком высоко для маленькой Муссидии, головка которой достигала только до края стены, так что она, не карабкаясь, не могла бы наблюдать за нижележащей рощей.
Пока маленькая весталка сосредоточилась на этой нелёгкой операции, сторожевой пёс насторожил уши, повернул морду к стене, два или три раза глухо заворчал и вдруг залился бешеным лаем.
В этот самый момент Муссидии показалось, что она слышит шум отодвигаемых камней почти у своих ног. Она спустилась с каменной ступеньки, на которую уже успела забраться, посмотрела вниз и увидела, как из стены исчезают камни в почти совсем скрытом травами месте и, как по волшебству, открывается широкая дыра, а в это самое время к этой дыре с яростным, бешеным лаем кинулся огромный сторожевой пёс.
Хотя Муссидии было совсем немного лет, она и не подумала бежать, а, побледнев как воск, закричала изо всех сил:
— На помощь... рабы!.. На помощь!.. Сестра, на помощь!..
Её звенящий серебряный голос перекрывал собачий лай.
Муссидия услышала, как за стеной раздались тихие проклятия, ругательства, беспорядочные фразы, среди которых она смогла различить:
— Отступать нам нельзя... Стойте, ради ваших богов!
Всё вышеописанное случилось за какие-то секунды, и, пока люди, пытавшиеся проникнуть в сад Весты, полностью освободили от камней отверстие, через которое они собирались пролезть в сад, пёс уже выскочил через него в Рощу Говорящего вещателя, но едва он оказался там, как Муссидия услышала громкий собачий вой, за ним рычание, скулёж и... короткий хрип... и... больше ничего не было слышно.
— На помощь!.. На помощь!.. Спасите палладий и пламя Весты! — закричала Муссидия, которая побледнела ещё больше, поняв, что собаку убили.
И она пустилась во всю прыть к мельнице, где жили рабы.
Но вскоре она услышала за собой топот бежавшего за нею мужчины... Девочка закричала ещё громче и прибавила скорость, но топот слышался всё ближе, преследователь уже настиг её, как вдруг он сделал неосторожный шаг и споткнулся о корень виноградной лозы, протянувшийся от соседней шпалеры, стебель лозы обвил ноги преследовавшего Муссидию человека, и тот грохнулся на землю. Тем временем другая псина, услышав лай садового сторожа, пришла ему на помощь. За псом прибежала Опимия, которая, вся дрожа, представила, что это Луций Кантилий, не заметив её сигнала, пролез в сад и испугал Муссидию, и поспешила на место, где разыгрывалась ночная драма.
Пёс примчался к Муссидии и бросился сверху на лежащего Агастабала, ухватил его зубами за левое предплечье и прилагал все усилия, чтобы добраться до его горла, так что карфагенянин, хотя и вооружённый кинжалом, с трудом защищался от озлобленного животного.
Муссидия остановилась, обернулась и, запыхавшись, закричала зверю:
— Души его, Мелеагр... держи его... держи... Мелеагр.
— Что здесь случилось?.. — спросила, переводя дыхание, Опимия, подбежавшая как раз в тот момент, когда Мелеагр рвал одежду и плоть Агастабала, который, в свою очередь, размахивал кинжалом и нанёс два удара в собачье тело.
Увидев, что распростёртый на земле мужчина не похож на Кантилия, Опимия удовлетворённо вздохнула и тоже принялась призывать во весь голос на помощь.
Другие заговорщики, проникшие в сад за Агастабалом, подбежали к тому месту, где он боролся со сторожевым псом, и освободили его от клыков верного животного, а оно, поражённое ещё не раз ударами клинка, вскоре вытянулось, окровавленное, на земле, коротко и тоскливо заскулило и тут же испустило дух.
Но в это самое время дверь мельницы, возле которой укрылись обе дрожащие весталки, распахнулась, из неё выскочили пятеро полуодетых рабов, однако же вооружённых топорами и мечами, а у выхода из кладовых священного инвентаря показались кричащие Фабия, Лепила, Сервилия и Флорония.
