Предисловие
Я не пишу исторических романов. Мне интересна связь времен, переплетение в одном клубке отголосков истории настоящей, выдуманных миров и сегодняшней действительности. И роман «Вечный колокол» - это, скорей, игра в историю. Мир, в котором хотелось бы жить.
Представьте себе, что ключница княгини Ольги Малуша Любечанка не родила князя Владимира. И в 988 году крещения Руси не произошло.
1510 год. В истории настоящей - год присоединения Пскова к Москве. Новгород давно стоит под Иваном III, вечный колокол перевезен в Москву, республики больше нет. Культура вольного города чахнет, и за два столетия от поголовной грамотности новгородская земля уйдет в полную темноту невежества и мракобесия.
И новгородцы, не переча,
Глядели бледною толпой,
Как медный колокол с их веча
По воле царской снят долой!
Сияет копий лес колючий,
Повозку царскую везут;
За нею колокол певучий
На жердях гнущихся несут.
Холмы и топи! Глушь лесная!
И ту размыло… Как тут быть?
И царь, добравшись до Валдая,
Приказ дал: колокол разбить.
Разбили колокол, разбили!…
Сгребли валдайцы медный сор,
И колокольчики отлили,
И отливают до сих пор…
И, быль старинную вещая,
В тиши степей, в глуши лесной
Тот колокольчик, изнывая,
Гудит и бьется под дугой!…
Это легенда. На самом деле вечный колокол добрался до Москвы и был разбит через двести лет, во время правления Федора Алексеевича, в конце XVII века.
Если я не могу ничего изменить в прошлом, я изменю прошлое в своей фантазии. Пусть Новгородская республика живет в этой книге.
Итак, фантастический мир. Не Москва, а вольный Новгород объединяет Русь вокруг себя. В этом мире нет церквей, и жреческое сословие - волхвы - не занимаются политикой и не ищут власти: они несут людям волю богов. Шаманы же, появившиеся в результате сращения культур северо-восточных народов с русской, несут богам волю людей. И язычество развивается на Руси, созревает постепенно, достигает апогея, как религия древних греков, из набора суеверий превращаясь в философию жизни, подобно буддизму и конфуцианству.
Не связанная религией наука опережает европейскую, но не идет по пути прогресса в европейском его понимании - наш склад ума и характера ближе к созерцательному Востоку, нежели к деятельному Западу. Особенных успехов в этом мире достигает медицина, совмещающая знания строения человеческого тела и нетрадиционные способы лечения. Развиваются горное дело, металлургия, химия, агрономия.
В восьми верстах ниже по течению Волхова стоит Новгородский университет, подобно давно существующим университетам Европы, в котором учится две тысячи студентов. В истории настоящей к началу XVIII века на Руси не было не только высших учебных заведений, но и средних. И лишь начальное образование иногда получали священнослужители и знать.
Новгородское право и в реальной истории было прогрессивным для своего времени, мне не потребовалось много фантазии, чтобы представить себе право в выдуманном мною мире.
Ну а политика… Шаманы ходят в иные миры, чтобы изменить что-то в своем. И мои книги, повествуя о несуществующих мирах, призваны менять к лучшему наш.
Пролог
(За пятьсот шестьдесят лет до описываемых событий)
В псковской земле, в глухой Будутиной веси, ключница княгини Ольги Малуша Любечанка покачивала колыбель и размазывала по лицу злые слезы.
Все напрасно. Унижения от старухи-княгини, рабство, страхи, ненавистное, пахнущее потом тело Святослава, его отвратительно бритая голова и пьяные, грубые лапы. Книга солгала. Все напрасно.
Добрыня зашел в избу с земляным полом, низко пригибаясь под притолоку. От хлопка двери с потолка полетели хлопья сажи и закружились в воздухе, подхваченные коротким водоворотом сквозняка. Брат был мрачен, как всегда в последнее время, понюхал носом воздух, словно проверяя, нет ли в доме чужих, и сел на прогнивший от времени сундук возле маленького окошка, затянутого пузырем.
- Ну? Что уставилась? - спросил он у сестры.
- Ты так смотришь, будто это я во всем виновата! - выкрикнула Малуша. - А это ты, ты виноват во всем! Ты и твоя Книга, которую ты не умеешь читать!
- Молчи, дура… - оскалился Добрыня. - Не твоим бабьим умом думать о Книге.
Он снова понюхал воздух, повернувшись к двери.
- У тебя что, кто-то был?
- Приходила повитуха, принесла беленого полотна для дитяти, - Малуша шмыгнула носом.
- Дегтем пахнет… - Добрыня сузил глаза. - Не может повитуха сапоги носить. Кто был, быстро отвечай!
- Никого у меня не было! - крикнула Малуша. - И нечего меня пытать! Дегтем ему пахнет! Ты сам, сам во всем виноват! Ты и твои дружки царьградские! Я бы сейчас замужем была, шелка носила, в молоке купалась! А из-за тебя здесь до конца дней буду гнить! В этих болотах комариных!
Дитя в колыбели зашевелилось от ее крика, захныкало, а потом разразилось тонким, визгливым плачем. Малуша со злостью толкнула колыбель, и младенец заплакал еще громче.
- Ты… лахудра… - Добрыня поднялся, подошел к люльке и нагнулся над ребенком, - чего на дите-то злобишься! Дите-то при чем?
Он поднял на руки крошечное тельце и неловко угнездил голову младенца у себя на локте.
- Ну? Что ты плачешь? Вот дядька тебя покачает, дядька тебя утешит! А? Что плакать-то, девочка моя милая? Красавица. Княжна…
Часть I. Новгород
Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен:
Правдив и свободен их вещий язык…
А.С. Пушкин
Глава 1. Шаман
Крепкий мороз после короткой оттепели высеребрил высокие терема Сычёвского университета: и бревна, и тесовые крыши, и резьбу ветровых досок, полотенец и наличников. Университет превратился в пряничный городок, облитый сахарной глазурью. Сычёвка, заваленная снегом, дымила печками, и дымы уходили в небо прямыми пушистыми столбами.
Холода в тот год наступили рано, обильные снегопады завалили Новгород снегом в конце месяца листопада, Волхов давно стал, превратившись в проезжую дорогу, и оттепель не поколебала крепости льда. Листопад уступал права грудню: вместо распутицы, ледяных дождей и сырого осеннего ветра Зима в хрустальных санях, запряженных тройкой белых коней, вовсю катила по безукоризненно чистой земле.
