- Куда! Сомкнуть ряды! - перекрикивая раненых, заорал Тихомиров. - Сомкнуть ряды, щенки!
Никто его не слушал, а ландскнехты, словно ожидая от противника замешательства, пошли в наступление, бегом поднимаясь на холм.
- Сомкнуть ряды! - кричал Тихомиров, и ему вторили наставники-сотники.
Млад поднялся на ноги - если бы он стоял сзади, то уже смог бы что-то сделать. Теперь же от раненого его отделял не строй - толпа, расставившая копья во все стороны.
- На меня смотрите! - крикнул он, поднимая правую руку с мечом. - По местам! Вы только что ничего не боялись! По местам! Быстрей, ребята! Сомкнуть ряды! Копья вперед! Ну же! Быстрей! Давайте!
- Мстиславич! - гаркнул десятник, стоявший перед ним на одном колене.
Млад едва успел оглянуться и подставить щит под удар пики наступавшего ландскнехта - и тут же, с разворота, рубанул по древку мечом. Наемник не потратил и мгновенья на то, чтобы сменить пику на короткий меч, - бородатое лицо с маленькими глазами исказилось усмешкой: он понял, с кем имеет дело.
Ряды смешались не сразу, первый удар студенты выдержали и некоторое время еще брали противника числом и выгодным положением. Млад хотел прикрыть их всех, но тот наемник, что достался ему, не давал даже глянуть в сторону.
Тихомиров, не выдержав, тоже выступил вперед, размахивая двуручным мечом: ни один наемник не мог сравниться с сотником княжеской дружины - он клал ландскнехтов направо и налево и ревел, как медведь.
- Топоры! Топоры доставайте! - кричал он, иногда оглядываясь на студентов. - Бросайте копья к лешему!
Они не умели делать этого быстро, пытаясь прикрыться от мечей хлипкими древками. Млад отчаянно сопротивлялся, несмотря на явное превосходство противника, - студенты за спиной придавали ему злости и сил. Наемник же оставался спокойным, и усмешка так и не сходила с его лица. Младу казалось, тот играет с ним…
Удар топором пробил кирасу и рассек немцу грудь - вперед пробился Добробой.
- Вот так! - протянул шаманенок. - Иди назад, Мстиславич, там такое творится! А я тут за тебя постою.
Конница рубилась с наемниками внизу, медленно продвигаясь на помощь студентам, но не успевала: наемники теснили мальчишек к северному склону холма, и сметение постепенно овладевала студентами. Вот кто-то, обхватив голову руками, с криком понесся назад, бросив оружие, и за ним тут же последовало еще несколько человек, оскользаясь на заснеженном склоне холма, падая вниз кувырком. Кто-то, присев, прикрывал голову щитом, кто-то, закрыв ладонями лицо, столбом стоял посреди боя и не пытался защититься, кого-то рвало под ноги товарищам. Те же, кто держался, не могли сравниться с наемниками ни силой, ни умением, ни оружием. Меч Млада был немного длинней и крепче немецкого, да и доспехи надежней и удобней, но в боевом искусстве он ландскнехтам явно уступал. Лязг и скрежет металла звенел в ушах на одной ноте, Млад рубил начищенные до зеркального блеска кирасы, гребни сияющих шлемов - и не чувствовал боли от чужих тяжелых ударов, и не замечал усталости.
Луна ушла за тучу, и сперва темнота вокруг показалось непроглядной: наемники не дрогнули, а студенты растерялись тут же - боялись ударить своего, не знали, в какую сторону поворачивать щиты, и даже самые стойкие опускали оружие и отступали назад. На призыв Тихомирова перестроиться и сомкнуть ряды никто не откликнулся. Млад и хотел бы ему помочь, но не мог, оказавшись в самой гуще боя и тщетно стараясь прорваться к задним рядам. Глаза привыкли к темноте, но строя было уже не вернуть: ландскнехты разметали студентов, и только ватаги по пять-шесть человек, встав спиной к спине, пытались защищаться.
- Отходим! - крикнул наконец Тихомиров. - Вниз! Отходим!
Наемники смеялись, но не стремились догнать разбежавшихся студентов: к ним справа подбиралась конница, и, вмиг перестроившись, немецкий полк ударил по дружинникам сверху и вбок, не воспользовавшись взятой высотой.
Младу казалось, что бой длился не более четверти часа; на самом же деле, оглянувшись, он увидел, что окружение крепости давно прорвано, и бой идет по обеим сторонам образовавшегося прохода, по которому бегут изборяне - женщины, старики, дети, идут подводы; дорогу им прокладывает немногочисленная пешая изборская дружина, а сзади прикрывают мужчины - ополчение. Значит, прошло не меньше часа: спустить три тысячи человек по крутому склону из крепости в долину не так-то просто, а подводы и лошадей - подавно. Млад начал спускаться с холма, разглядывая в темноте свою сотню, но тут увидел Добробоя, который помогал идти двоим раненым студентам.
- Иди, иди, Мстиславич! - махнул ему шаманенок подбородком. - Я сам.
Млад шагнул, поскользнулся на раскатанном снегу и поехал вниз, как с горки, но внизу его подхватили сразу несколько рук.
- Построились, ребятки! - жалобно крикнул только спустившийся Тихомиров, вытирая пот со лба. - Давайте! Их почти три тысячи, разобьют нашу дружину…
Они не роптали, но боялись: разбирались по сотням медленно, оборачиваясь к долине, где шел бой, на приближавшуюся изборскую дружину, в которой было не больше ста человек; с опаской глядели на холм, где остались убитые и раненые. Те, кто сохранял хладнокровие, помогали раненым спускаться вниз, чтобы они могли уйти вместе с подводами. Млад оглядел то, что осталось от его сотни, и не увидел Ширяя. Некогда было выяснять, что случилось, но Млад не удержался, заметив рядом Добробоя, и спросил с замершим сердцем:
- Ты Ширяя не видел?
- Да вон же он, Мстиславич! - шаманенок махнул рукой в сторону. - Жив-здоров. Он такого немца жирного завалил!
Млад пригляделся и действительно увидел Ширяя - тот стоял на коленях, опустив лицо к земле, и время от времени вытирал его снегом. Млад поднял его за локоть, но шаманенок пошатнулся и едва не упал.
- Ранен? - спросил Млад.
- Не. Плохо мне, Мстиславич… Все нутро наизнанку вывернуло. Не могу…
- Давай, парень… Моги. Не позорь меня. Потом расскажешь, как завалил немца.
- А? - Ширяй поднял глаза, но тут же согнулся пополам и завыл: - Не-е-е-ет!
Млад оставил его в покое и вернулся к сотне: потребовал от десятников доложить о потерях, построил остатки - чуть больше семидесяти человек - и повел их вслед за Тихомировым. Тот направил студентов в обход холма, на его пологий склон, чтобы зайти в спину ландскнехтам, теснившим конницу.
- Давайте, сынки! - начал он. - Потом считать будем, потом разберемся, кто трус, а кто храбрец! Не до красивых слов мне! Бейте врагов, себя не жалея!
Его слова остались пустым звуком, и он поманил Млада пальцем.
- Скажи, Мстиславич. Как на вече говорил. Говорить - это ваше, наставничье.
Млад встал рядом с ним и оглядел поредевшее студенческое войско.
- А вы думали, это как с новгородскими парнями из-за девок на кулаках махаться? А? - тихо начал Млад. - Никого сюда идти не неволили. Перед вами - враги, а за спиной - женщины и детишки. Или вы не мужчины?
