Сова Осмолов задавал татарину вопросы, а тот отвечал на них «да» или «нет». Только напоминал он при этом китайского болванчика и, казалось, с трудом понимал русский язык. Однако вече всколыхнулось, когда татарин подтвердил, что сам передавал Младу серебро за то, чтобы тот не подписывал грамоты.
- И это не все! - Осмолов поднял палец, отпуская татарина со степени. - Мы обыскали дом так называемого волхва и обнаружили не только серебро, но и письмо, которое не оставляет никаких сомнений! Это письмо мне бы хотелось прочитать полностью. Для проверки его подлинности я передам его Совету господ.
Письмо действительно не оставляло никаких сомнений, Млад недоумевал только, как Совет господ установит его подлинность… Но и тут Осмолов оказался на высоте: письмо оказалось скрепленным печаткой Амин-Магомеда. Тут же в детинец послали гонца - привезти грамоты с той же печатью.
- Я мог бы привести еще множество доказательств, но не стану утомлять вече долгими подробностями. Скажу лишь, что это не первая просьба, с которой татары обращаются к этому так называемому волхву! Если вече захочет видеть свидетелей - они здесь, рядом, и готовы подтвердить мои слова.
Правая половина толпы удивленно шепталась, с левой же летели выкрики:
- Хватит!
- Все ясно!
- В Волхов его! Предатель волхвом быть не может!
- Смерть продажным тварям!
Млад не чувствовал страха, только недоумение. Неужели вече так просто обмануть? Неужели достаточно одного свидетеля и поддельной грамотки?
- Пока я сказал все, - Осмолов повинно опустил голову, словно доказывал новгородцам свою покорность, но тут же вскинул глаза. - Может быть, кто-то хочет выступить в защиту бывшего волхва?
Вече зашепталось, но никто не поднял руки. Только на самом краю толпы, в отдалении от площади раздались свистки и выкрики. Млад глянул в ту сторону, но почти ничего не разглядел. Может быть, это были студенты? Университет не имел на вече права голоса.
- Что? Никто не хочет? - Осмолов сделал вид, что удивлен. - Надо же! В Новгороде никто не хочет защитить предателя!
И тут со своего места поднялся князь. Млад стоял к нему спиной и не сразу это заметил.
- Я буду его защищать! - мальчишеский голос прозвучал отчетливей и громче, чем зычный голос боярина.
Юный князь вышел вперед, к ограждению, и молча указал Осмолову на его место - тот подчинился нехотя и с достоинством.
- Посмотри на меня, человек, - попросил князь, обращаясь к Младу, - посмотри мне в глаза.
- Не делай ошибки, князь, - сказал кто-то из-за стола Совета, - самые честные глаза бывают у отъявленных лгунов! Они…
Князь посмотрел в сторону говорившего, и тот осекся.
- Посмотри на меня, - повторил он Младу.
Млад повернул голову - ему все еще казалось, что это сон. Синие глаза князя обжигали, но Млад снова увидел в них то же, что и накануне: неуверенность, усталость и чувство вины.
- Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Млад пожал плечами.
- Я невиновен, - только и сумел выдавить он, не находя других слов.
- Скажи это громче, чтоб об этом услышал Новгород.
Млад набрал воздуха в грудь, судорожно соображая, что мог бы к этому добавить. Но так и не сообразил, повторив на всю площадь:
- Я невиновен!
Эти слова вызвали разный отклик на вече: кто-то засвистел и затопал ногами, кто-то почесал в затылке, кто-то засмеялся. И тут же площадь пришла в движение, которое началось с задних рядов. Млад удивился, подумав, что это сказанное им так странно повлияло на людей.
- Я тоже выступлю в его защиту! - поднялся с места посадник. - Негоже принимать скоропалительных решений.
Снизу тут же раздался свист и выкрик:
- Смеян Тушич - известный миротворец! Он ради мира готов не только с врагом брататься, но и предателя выгородить!
- А Пересвет Враныч - известный крикун, - посадник за словом в карман не лез, - за его голос ему бояре серебром платят!
Но шевеление в задних рядах привлекло его внимание, и он смолк. А между тем толпа расступалась, расходилась, открывая широкую дорожку к гриднице: в ее конце, опираясь на посох, появился Белояр. Люди склоняли головы и замолкали, только тихий шепот полз над площадью.
Совет господ зашептался тоже, юный князь от удивления приоткрыл рот, посадник крякнул и пробормотал:
- Ну, тут и без меня, похоже, разберутся… Белояр своего в обиду не даст, но и лжеца защищать не станет.
Млад выдохнул с облегчением: он и не представлял, насколько обрадуется появлению волхва. И сразу почувствовал, как был напряжен до этого, расправляя плечи до дрожи, поднимая голову и сжимая кулаки. Теперь все встанет на свои места! Ведь Белояру достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, волхв он или «проклят богами».
Белояр шел вперед не торопясь, и Младу показалось, что волхв прихрамывает от усталости. Но появление волхва на вече выглядело величественно и торжественно. Он был, как всегда, с непокрытой головой, солнце серебрилось в его белых волосах, взгляд скользил поверх голов, и широкие развернутые плечи выражали достоинство и гордость.
Никто не понял, как это произошло, никто не заметил, но внезапно плечи волхва дернулись, он остановился, и на лице его замерло странное и страшное выражение: смесь удивления и боли. А потом на утоптанный снег медленно упал посох и откатился под ноги толпе. И только после этого тело Белояра стало оползать вниз, словно песчаная башня, подмытая водой. Замершая толпа ахнула единым вздохом, волхв ничком упал в раскрытый для него проход, и все увидели, что из его спины торчит металлический черен ножа.
Люди вокруг испуганно подались назад, кто-то один вскрикнул:
- Убили!
И через мгновение площадь взревела.
Несколько человек протиснулись через толпу и склонились над волхвом, вслед за ними вперед вышли любопытные, и проход сомкнулся, скрывая происходящее от тех, кто находился на степени. Весь Совет господ поднялся со скамеек и приник к ограждению, вглядываясь в толпу, растерянный князь замер, опустив руки, тысяцкий сорвался с места и кинулся по лестнице вниз, собирая немногочисленную дружину, вмиг конные воины оцепили площадь со всех сторон, оттесняя от нее новгородцев.
И вскоре с середины площади, где лежал Белояр, раздался возглас, который толпа тут же понесла во все стороны:
- Мертв!
Слово, как круги по воде, прокатилось над вечем, прошло сквозь тесные ряды простых новгородцев и, казалось, через Великий мост долетело до детинца. А после этого над площадью повисла давящая тишина: новгородцы обнажали головы. Вслед за ними снял собольи шапки Совет господ, и юный князь стащил шапку негнущейся, неверной рукой. Только Млад стоял на степени в ярко-рыжем треухе, потому что руки у него были связаны. И, как все вокруг, не мог поверить в то, что произошло.
