- Послушай, а ты правда знаешь того волхва, который не подписал грамоту? - вдруг вспомнил Волот.
- Конечно, и очень хорошо.
- И как ты считаешь, ему можно верить?
- Про веру я ничего говорить не буду. Иначе, опять же, ты в своих суждениях начнешь опираться на мою точку зрения. Но скажу: это очень хороший и честный человек. Немного странный, немного смешной, но бескорыстный. И еще - это сильный человек. Сильный в определенном понимании. И сила его - совсем не та, о которой мы привыкли говорить. Он беззащитен этой своей силой…
- Не понимаю, - вздохнул Волот, - как сила может быть беззащитна?
- Эта сила загоняет его в определенные границы и не позволяет выйти за них даже тогда, когда того требуют обстоятельства. Вот, например, когда Сова Осмолов вздумал разыграть это отвратительное действо на вече, ни один человек не позволил бы зайти боярину так далеко. Млад же - его зовут Млад Ветров, если ты помнишь - не считал себя вправе защищаться, и только смерть Белояра заставила его раскрыть рот. Но ты, наверное, помнишь, как слушал его слова. Затаив дыхание, правда? Пил каждое слово и хотел пить этот голос бесконечно. Вбирал его, словно губка, и не просто верил, а безраздельно соглашался. И был счастлив при этом, верно?
Волот подивился и даже мотнул головой: насколько точно доктор это описал!
- Да, ты прав… Это такой сильный волхв?
- Он не только волхв, но и шаман-облакопрогонитель.
- Ничего себе! Вот здорово! - улыбнулся Волот. Он мало знал о шаманах, но думал о них с любопытством, граничащим с восхищением.
- Да. Способности к волхованию он унаследовал от отца, знаменитого целителя Мстислава-Вспомощника. А шаманские способности - от деда, как это обычно и бывает. Я не очень хорошо знаю шаманские тайны, хотя и сталкиваюсь с темными шаманами почти каждый день. Умение управлять толпой, умение вогнать ее в нужное шаману состояние - эта способность более свойственна белым шаманам. Ведь они говорят с богами напрямую и напрямую требуют у них дождя или солнца. Для этого мало силы одного шамана: за ним должны стоять люди, поддерживающие его. Обычно шаман пользуется шаманской пляской, когда мерные удары бубна, слова песни и звон оберегов заставляют толпу подчиняться ему с радостью и восторгом. Млад же может делать это и без шаманской пляски. Даже со связанными руками, что ты и видел на вече.
- Это требует от него много сил? - переспросил Волот. - Это правда, что у него едва не остановилось сердце?
- Правда. На вече он управлял толпой непроизвольно, потому что был потрясен смертью Белояра, иначе бы никогда своей силой не воспользовался.
- И он до сих пор не поправился?
- У него случилось новое несчастье: во время пересотворения у него умер ученик. Говорят, Млад пытался его спасти, но духи сбросили его на землю. Это само по себе опасно для шамана, а он еще и обгорел, потому что упал в костер. Так что, боюсь, сейчас не лучшее время расспрашивать его о Белояре.
- А что такое «пересотворение»? - спросил Волот.
- Это испытание, после которого призванный юноша становится шаманом.
- И что, во время пересотворения можно умереть? - удивился князь.
- Я не знаю. Говорят, что при хорошей подготовке со стороны учителя все ученики проходят его более или менее спокойно.
- Ты хочешь сказать, это зависит от учителя?
- Я не знаю. Это вне моего врачебного опыта. Да и все, что касается шаманов, - для меня темное дело. Как и для всех.
- Но ты считаешь его честным человеком, достойным доверия? Значит, можно положиться на его слова на вече? И о Белояре, и о неподвластной нам силе, и о странных людях со способностями волхвов?
- Этого я не говорил. Видишь ли, шаманы в большинстве своем - очень впечатлительные люди, люди с тонкими чувствами, богатым воображением, неустойчивым настроением. Они легко возбудимы. И чем сильней шаман, тем сильней его возбудимость. Так же как твоя воля осязаема для тех, с кем ты говоришь или кому отдаешь распоряжения, так и возбуждение шамана передается людям, раскачивает толпу, заставляет верить каждому его слову. Но в жизни такие люди, как правило, беспомощны и смотрят на мир словно сквозь грани хрустальной призмы. Возможно - я это всего лишь допускаю, - что и неподвластная нам сила, и странные люди - порождение его возбудимости, его воображения, и на самом деле их не существует. Он, глядя через этот хрусталь, видит сущее немного искаженным, окрашенным в слишком темные или слишком светлые тона. Так что я бы не стал принимать скоропалительных решений на основании слов шамана. Он не лгал, ни в коем случае. Он так видит мир.
- Но ведь он прав в том, что гадание - ложь, - тихо сказал Волот и сам испугался своих слов и того, что за ними встает.
- Я не знаю. Никто не знает, - Велезар пожал плечами. - Об этом надо было спросить Белояра… Без него, мне кажется, никто точно на этот вопрос не ответит.
Волот думал о разговоре с доктором до самого утра - так и не заснул. Сначала он никак не мог вспомнить, почему слова волхва и шамана Млада Ветрова на вече показались ему правдой, и мучительно пытался поймать ускользавшую мысль. Может быть, Велезар был прав, и дело в том воздействии, в шаманской силе, которую волхв вкладывал в эти слова? Но почему-то это объяснение Волота не успокоило.
Потом он стал размышлять о боярах и о том, зачем Руси нужен князь Новгородский. Он пытался понять, что же делал его отец, кем был на самом деле: в сущности, предаваясь детским забавам, Волот почти ничего не знал об этом. Он не представлял себе, что такое княжий суд, он ничего не слышал о Вернигоре и его уходе из Городища, хотя история эта произошла, когда он уже стал князем! И, наверное, княжий суд был не самым главным занятием в жизни отца. Волот старался вспомнить, кто при отце вел переговоры с иностранными посольствами, и не мог: все это проходило мимо него. Он охотился, учился владеть мечом и луком, читал о сражениях, а в это время его отец управлял не городом даже - страной. Целой страной!
Мысли цеплялись одна за другую, пока Волот не понял очевидное: отец объединил Русь под властью Новгорода. А под властью Новгорода ли? Или под собственной властью? Сова Осмолов разыграл на вече представление, и ведь если бы не убийство Белояра, вече могло его и послушать!
Отцу не было нужды разыгрывать представления. Вече слушало каждое его слово с тем же упоением и восторгом, с которым толпа слушала шамана Млада Ветрова. Вече подчинялось ему добровольно и беспрекословно. Отец Волота, в отличие от него самого, имел настоящую власть. Отцу подчинялись все, потому что его слушалось вече. И Сова Осмолов, и Смеян Тушич, и Чернота Свиблов. Но не только они: и московские князья, и киевские, ярославские и владимирские, и Псков, и Ладога, и Нижний Новгород - все покорились Борису. Перед его властью трепетали соседи со всех сторон. Им-то что за дело до новгородского веча? Почему они признавали власть Бориса?
Нет, дело не в вече. Вече - только первая веха на пути князя. А за ней… за ней стоит сила оружия. И чем больше Волот думал, тем верней в его голове прояснялась суть: князь должен держать страну в страхе. Только страх, только насилие помогут удержать в руках огромную страну. И тогда эта огромная страна, управляемая не уступками и соглашениями из десятка мнений, а единой жесткой рукой, становится колоссом, титаном, способным не только незыблемо стоять в своих рубежах, но и расширять границы. Потому что, оставшись без этой жесткой, объединяющей все руки, страна потеряла страх, а вслед за ним - и силу.
