— Я понял, господин акид. Сообщите своим людям, что «волкодавы» через пару минут спустятся, чтобы принять участие в поисках. Я прошу оказать нашей группе содействие или по крайней мере не чинить препятствий. Поскольку они главные виновники сегодняшнего торжества, им и карты в руки. Они, возможно, попытаются пройти по галерее и догнать Оборотня. Вплоть до того, чтобы догнать его на базе «Охотников за головами» и устроить там очередную бойню для американцев. Но я передаю решение всех вопросов лично капитану Радиолову. Как он решит, так и будет. А он вправе отложить время свидания с Оборотнем на более поздний срок. Не забудьте своих людей предупредить.
— Хорошо, господин полковник, я предупрежу. Вашей группе окажут возможную поддержку и включат «зеленый свет».
— Группа, в ружье! — закончив разговор, дал резкую команду Черноиванов и жестом подозвал ближе к себе Радиолова: — Значит, Алексей Терентьевич, ситуация у нас такая… В доме напротив обнаружен вход в подземную галерею. Предполагается, что Лугару покинул дом именно таким образом. Причем вместе с четырьмя помощниками, которые, как и он сам, в бой не пошли. При этом саперы-специалисты из сирийской полиции говорят, что проход скорее всего заминирован сверху уже после того, как Оборотень с помощниками прошел. Сейчас выдвигайтесь туда. Гляньте свежим взглядом…
Радиолов еще обдумывал ответ, желая облечь его в вежливую форму, а «волкодавы» уже начали дружно отвечать:
— Лугару мог уйти и до начала основных действий. Он все проверил и ушел. И у бандитов было время, чтобы заминировать проход. Думаю, внутри тоже заминировано, поэтому преследование по подземной галерее не просто непродуктивно, но и рискованно, — заявил старший лейтенант Ласточкин.
Его, как специалист по минному делу, поддержал старший лейтенант Опарин.
— В таких местах, как подземные галереи, обычно рекомендуется ставить простейшие датчики движения, которые сами активируют взрыватели или передают сигнал куда-то в другой конец галереи, что идет преследование. Оттуда взрыватели активируются по проводу либо по радиосигналу. Датчик в состоянии даже численность группы просчитать. Но саперными методами взрывные устройства в галереях предпочтительнее искать поверхностным способом с помощью георадаров. Кроме того, я беру на себя смелость предположить, что раненый американец умышленно дал такую подсказку, рассчитывая, что Оборотня будут преследовать под землей, причем именно «волкодавы». Начнут преследование и сразу погибнут…
— А я предполагаю, — высказал свое мнение Черноиванов, — что где-то должен быть еще один вход в подземную галерею. Если он и заминирован, то только изнутри. И Лугару скорее всего ушел по нему. А главный вход — это отвлекающий момент. Посмотри, Алексей Терентьевич, что там, поищи второй вход…
— Есть, товарищ полковник, поискать второй вход. Но преследовать Оборотня мы под землей не будем. Во-первых, времени прошло уже достаточно, чтобы выйти за пределы города, во-вторых, я привык прислушиваться к рекомендациям своего сапера и не желаю тащить своих бойцов на стопроцентную бесполезную смерть ради попытки оправдания в том, в чем я не виноват. В данном случае не мы Лугару упустили, а он сам ушел…
Голос Радиолова звучал громко и четко. Говорил он, не испытывая сомнений, хорошо при этом понимая, что полковник Черноиванов не является его прямым командиром и не имеет права отдавать приказ «волкодавам» идти на верную гибель. Чуткий к подобным проявлениям человеческой и командирской воли полковник Черноиванов тоже понимал ограниченность своей власти над группой ЧВК, несмотря на разницу в званиях, да и само проявление воли капитаном ему нравилось больше, чем предложение акида Македона организовать преследование Оборотня под землей, которым сам Черноиванов изначально воодушевился.
Сборы не снявших боевой экипировки бойцов завершились за несколько секунд, и группа вышла. Только снайперы оставили свои винтовки в номере под присмотром полковника, о чем капитан Радиолов особо предупредил Черноиванова, и вооружились своими пистолетами-пулеметами «ПП-2000», за счет своей компактности гораздо более удобными при действиях внутри помещений и тем более в подземных галереях.
Полковник молча согласился выполнять роль сторожа в незакрытом помещении и держал свой автомат на коленях с опущенным в нижнее положение предохранителем. Затвор автомата был передернут. То есть патрон был дослан в патронник…
Группа «волкодавов» спускалась по деревянной лестнице, так кстати принесенной бандитами, при свете своих тактических фонарей. Там, на месте взрыва, еще топтались два следователя-взрывотехника, осматривая стены и саму лестницу, собирали осколки, щедро разбросанные по полу, поскольку пробить бетонные стены мелкие осколки не могли и просто рикошетили. У следователей были свои фонари, не такие мощные, как у бойцов группы «волкодавов», но все же и они помогали. Дальше «волкодавы» вышли через центральный вход, мимо комнатки дежурной, где сейчас никого не было. Следственная бригада уже осмотрела помещение, составила протокол, а тело расстрелянной дежурной увезли в морг. Радиолов заглянул в комнатку, чтобы щелкнуть выключателем и зажечь свет на лестнице. Свет, однако, не загорелся. Лампочки осколками и взрывной волной перебило, хотя только недавно они были на месте, в чем капитан сам убеждался при выходе во двор. Этот же факт напоминал о бренности человеческой жизни и о необходимости соблюдения установленного порядка. Не запусти Радиолов впереди группы опытного сапера старшего лейтенанта Опарина, бойцы могли бы разделить участь неодушевленных лампочек.
На выходе, рядом с крыльцом, дежурили двое гражданских полицейских. О чем они говорили, что обсуждали, осталось для «волкодавов» неизвестным, поскольку арабского языка никто из них не знал. Да и разговор велся, как показалось Радиолову, на каком-то другом языке. Арабский в звучании более мягкий, певучий, с большим количеством протяжных гласных звуков. Возможно, полицейские, как большинство из них в Сирии, как сам президент Сирии и как генерал Сухель, были алавитами и говорили на своем родном языке.
Приказ полицейским был, видимо, дан однозначный: никого постороннего в гостиницу не впускать, а вот насчет того, кого можно выпускать, приказа никакого не было, и потому они не решились остановить вооруженную группу «волкодавов». Группа без задержки перешла дорогу, и у дверей соседнего дома их встретил представитель российской военной полиции, какой-то кавказец, скорее всего чеченец, с погонами майора. Российская военная полиция в Сирии была чаще всего представлена чеченцами и дагестанцами, которым было легче найти общий язык с сирийцами, невзирая на то, на чьей стороне они воевали. Ведь значительную часть оппозиции составляли те же самые сирийцы, не согласные с методами правления президента Асада. Результат действий российской военной полиции был налицо — большая часть оппозиции сложила оружие и не стала воевать за чужие интересы. Здесь чувствовалась заслуга Российского центра по примирению враждующих сторон, которому в общем-то российская военная полиция и подчинялась.
Майор военной полиции оказался немногословным человеком, предпочитающим объясняться знаками. Он жестом позвал группу «волкодавов» за собой. Внутри, на первом этаже, сидело множество полицейских. Настоящей работой были заняты только четверо. Как стало сразу понятно — это были полицейские саперы. Старший лейтенант Опарин по знаку командира сразу подошел к ним. Присмотрелся, вернулся к «волкодавам» и сказал несколько слов командиру. Радиолов его выслушал, сам тоже знаком подозвал к себе майора российской военной полиции и весьма серьезным тоном произнес:
