Способность животной кожи выдерживать шнуровку означала, что листы пергамента можно обрезать до стандартных форматов и сшивать вместе, чтобы получались свитки, или «книги», сделанные из «сшитых листов, сложенных гармошкой»
[48], или кодексы. Высказывалось мнение, что «прямоугольная» форма животных «продиктовала форму книги — условность, с которой мы до сих пор живем»
[49]. В действительности уже самые ранние кодексы были прямоугольными: эта форма появляется как результат сгибания и сшивания листов папируса, а форма этих листов стала такой не из-за особенностей растения, а из-за техники изготовления: из листов должны были получаться свитки. Но прямоугольник можно согнуть двумя способами: у сложенного листа либо высота окажется больше ширины, либо ширина больше высоты. Письмо зависит от ориентации страницы — в век компьютеров мы называем ее соответственно книжной (вертикальной) или альбомной (горизонтальной). Поскольку кодексу предшествовал свиток, видимо, казалось естественным придавать ранним кодексам альбомную ориентацию: столбцы строк выглядели практически так же, как в свитке. Но необходимость скреплять сложенные листы по одному краю обусловила переход к книжной ориентации: так шов становился длиннее, что обеспечивало переплету максимальную прочность.
Поэтому практически у всех ранних книг была вертикальная (книжная) ориентация, которая и сегодня встречается чаще всего. Две книги необычной формы, изданные в конце XX века, прекрасно демонстрируют, какая разница между переплетами, выполненными по длинной или по короткой стороне листа. Книга Джудит Дюпре «Небоскребы» узкая и высокая, как и сами эти здания; размер страницы — примерно 19 × 46 сантиметров. Как и подобает книге на такую тему, она переплетена по длинному краю. Такой переплет очень крепко держит страницы, в каком бы положении книга ни находилась. Книга прочно стоит на полке и крепко держится в руках у читателя: это создает образ хорошо построенного высокого здания. Следующая книга Дюпре «Мосты», сообразно теме, широкая и невысокая. Ее страницы размером 46 × 19 сантиметров сшиты по короткому краю. С такой книгой нужно обращаться осторожно.
Независимо от того, почему в древности книги стали прямоугольными, страницы ранних кодексов буквально связывались между деревянными крышками, концы которых часто делали скошенными, искривленными или закругленными
[50]. В крышках проделывались желобки и пазы, чтобы страницы хорошо крепились к обложкам. Крышки кодексов, несомненно, происходили от деревянных табличек для записей, но, скорее всего, были больше и толще, чем те, что использовались в табличках-«блокнотах». Кодексы, таким образом, оказывались более тяжелыми и громоздкими, но читать их было гораздо удобнее, чем свитки.
Сверху вниз: резчики скашивали, выгибали и закругляли края деревянных крышек переплета
Древние кодексы часто хранились на столе или на полке; нередко они были наклонными, как поверхность для письма. На такой наклонной поверхности передняя обложка книги могла выглядеть как произведение искусства, а также ясно указывать на то, что под ней лежат исписанные листы. Переплетные крышки могли быть обтянуты пергаментом, дубленой кожей, тканью или чем-то еще. Особенно ценились книги в окладе — переплете, инкрустированном драгоценными камнями или богато украшенном каким-либо другим способом. Оправданием такой роскоши обычно служило содержание книги — религиозное или церемониальное.
На обложке редко обозначалось название книги или имя автора. У кодексов вообще не было названий в нашем понимании: возможно, книги опознавали по словам на первой странице с текстом. Например, книга, которую мы сегодня знаем под названием «О природе вещей» (De rerum natura), вполне могла именоваться по начальным словам поэмы Лукреция: «Рода Энеева мать» (Aenadum genetrix)
[51]. Не было и номеров страниц: нужные места отыскивались по ключевым словам в тексте.
Свиток удерживается в нужном положении благодаря подставке с прорезями. На иллюстрации изображен святой Иероним (ок. 347–420)
Когда ученый находил в свитке или кодексе отрывок, который он собирался изучить или скопировать, ему нужно было какое-то приспособление, чтобы удержать свиток на нужном месте и освободить руки для писчих принадлежностей. Для удержания свитков придумали много хитроумных устройств, например, подставку с прорезями. За такой подставкой сидит святой Иероним на иллюстрации к манускрипту «Чудеса Божьей матери» (Les Miracles de Nostre Dame), созданному в Гааге в 1456 году
[52]. Хотя эта технология, возможно, и не такая древняя — художники Возрождения, вероятно, позволяли себе некоторые вольности в изображении предметов, невзирая на историческую правду, — иллюстрация показывает, как менялась мебель в зависимости от книг. Иногда вес самого папируса удерживал его в нужном читателю или переписчику положении. При необходимости поверх свитка можно было положить нить, на концах которой подвешивались грузила: нить расправляла свиток и удерживала его на месте. Такое приспособление можно увидеть на рисунке, изображающем Жана Мьело — писца XV века, секретаря герцога Бургундии Филиппа Доброго
[53]. Впрочем, если только секретарь не готовил какой-нибудь церемониальный документ, в рисунок вкрался занятный анахронизм: Мьело переписывает что-то из кодекса в свиток. (Кодекс, с которым работает Мьело, тоже раскрыт на нужном месте и удерживается нитью с грузилом. Это полезное приспособление до сих пор используется в хранилищах редких книг.)
Мьело работает за конторкой, по форме напоминающей походную палатку. Через эту конторку перекинут свиток; он удерживается в нужном положении. Хотя наклон конторки кажется чрезмерным — он почти вертикален, — похоже, именно такой наклон был предпочтителен: так художники часто предпочитают работать над картиной, почти вертикально стоящей на мольберте. Античную и средневековую каллиграфию можно рассматривать как художественную трактовку языка: каллиграф — скорее рисовальщик, чем писатель. Переписчику даже не нужно было быть грамотным, чтобы скопировать написанное кем-то другим.
Писец XV века Жан Мьело пишет в свитке
Текст в свитках чаще располагали колонками, как в открытом кодексе на полке справа. Именно способ письма в свитках обусловил использование колонок в кодексах, а затем и в первопечатных книгах
