Будь то в частном доме, квартире или публичной библиотеке, если стеллажи идут вдоль двух перпендикулярных стен, всегда возникает проблема, что делать с внутренним углом, где они сходятся. Здесь есть несколько возможностей: например, можно оставить позади стыка потаенное неиспользуемое пространство. Иногда, особенно если речь идет о готовых шкафах, которые нельзя укоротить, край одного шкафа закрывает край другого. Если стеллажи не занимают всю стену целиком, то один может стоять на расстоянии одной книги от другого, который упирается в стену. Таким образом, читателю приходится запускать руку в темный «карман» и доставать оттуда книги — это не очень удобно. Дизайнеры библиотек предлагают превратить этот неудобный угол в хранилище для одежды или принадлежностей для уборки, но на практике это делается редко. Когда полки сходятся на внешнем углу, трудностей не возникает, и такую геометрию с успехом используют некоторые вращающиеся книжные шкафы.
Гораздо чаще, чем это необходимо, встречается особенно нелепая конструкция: угловая полка в форме прямоугольного треугольника, катеты которого упираются в стены. Если на такую полку поставить книги вдоль переднего края, то есть гипотенузы треугольника, то у них не будет поддержки в глубине полки, если только нет специальных книгодержателей. Конечно, и такое решение возможно, но наверняка некоторым книголюбам не по душе, что на площади треугольника пропадает столько места. Если ставить книги вдоль катетов, то они будут точно так же мешать друг другу, как и в случае сходящихся на углу шкафов. Можно заключить, что на угловых полках невозможно как следует хранить книги, однако же их продолжают производить, продавать, покупать и устанавливать. Дополнительная проблема возникает, если передний край угловой полки вогнут или еще как-то искривлен, но в итоге всегда побеждает стремление использовать все свободное место по максимуму, так что прямоугольным книгам приходится втискиваться в пространство треугольной или еще какой-нибудь странной формы. В конце концов в проигрыше оказываются книги, которые стоят где попало. (У эссеиста Монтеня вообще не было такой проблемы, поскольку всю свою библиотеку из тысячи томов он разместил в круглой башне
[429].)
Но чаще всего книги стоят на обыкновенных прямоугольных полках, и обычно люди, которые уделяют внимание полкам, хорошо заботятся и о книгах (хотя есть исключения). Особенно болезненная тема для некоторых библиофилов — закладки. Там, где на портретах ученых эпохи Средневековья и Возрождения изображаются и книги на полках, порой можно увидеть полоски бумаги, которые вкладывались в книги, чтобы отметить нужное место. На переднем плане гравюры Дюрера «Святой Иероним в келье» мы видим закрытую книгу, в которую вложена закладка, причем она лежит ближе к переднему обрезу, а не у корешка, куда кладет закладки большинство современных читателей. На гравюре Дюрера «Портрет Эразма Роттердамского» (1526) видно, что не все ученые эпохи Возрождения поступали, как Иероним: из книг, расположенных на переднем плане, торчат закладки, вложенные у корешка.
Закладки могли располагаться, как на дюреровском изображении Иеронима, потому что книги туго стягивались застежками, и плотно прижатая закладка вряд ли могла сдвинуться или выпасть. В наши дни, именно потому что закладки то и дело выпадали из молитвенника, инженер Арт Фрай изобрел закладки «Пост-ит»
[430]. Эти клейкие, но легко отделяемые от бумаги закладки стали незаменимыми для многих читателей и ученых, которые, как и Фрай, помечали ими отдельные абзацы в книгах. К сожалению, от страниц старых книг и журналов клейкие закладки не всегда отлепляются легко. Порой они отрывают клочок страницы или уносят с собой типографскую краску.
Впрочем, закладки начали портить книги гораздо раньше. Неудивительно, что Ричарда де Бери расстраивала манера некоторых читателей оставлять между страницами вместо закладок соломинки, листья и травинки. О том самом «своенравном юнце, который задремал над своим учением»
[431], де Бери писал:
Он оставляет в книгах множество соломинок, которые вставляет в разные места, чтобы они оттуда торчали: этот стебелек поможет ему вспомнить то, чего не в состоянии удержать его память. Затем что у книги нет желудка, дабы переваривать эти соломинки, а никто их не вынимает, книга от них сначала разбухает и не может больше закрываться как привычно; впоследствии же, забытые в книге, соломинки истлевают. <…>
Прошло время дождей, и в нашей земле распустились цветы. Тут наш школяр, скорее мучитель книг, нежели их служитель, набьет полный том фиалок, первоцветов, роз и четырехлистников. Потом своими мокрыми и потными руками он станет переворачивать тома; дальше он осквернит белый велень перчатками, покрытыми всевозможной пылью, а палец его, облаченный в изношенную кожу, будет следовать по странице строка за строкой; затем, стоит блохе укусить его, он отшвырнет драгоценную книгу; едва ли кто закроет ее за весь последующий месяц, а к той поре все ее страницы покроются пылью, после чего ее уж будет и вовсе не закрыть
[432].
Но люди начали беспокоиться о сохранности книг задолго до XIV века. Вот цитата из Витрувия, который сокрушается о неудачно расположенных библиотеках: «В библиотеках, выходящих на юг и на запад, в книгах заводятся черви и сырость, так как их порождают доносящиеся сюда сырые ветры и, наполняя свитки сырым дуновением, покрывают их плесенью»
[433]. Но в «Имени розы» Адсон задается справедливым вопросом: «Какой же выход был возможен? Не читать книги, а только хранить их?»
[434]
Хранение книг — достойная задача, и многие библиотеки участвуют в серьезных проектах по предотвращению порчи книг, напечатанных на кислотной бумаге, которая с годами становится ломкой и крошится. Но если бы речь шла только о консервации, библиотеки не отличались бы от музеев. Как одна книжная полка еще не является библиотекой, так и книги, стоящие в ряд, — это еще не книжная полка. Сколько раз мы видели в мебельных магазинах шкафы, набитые книгами, как будто это банки сгущенного молока, или товары на витрине, или подушки, накиданные на диван, чтобы покупатель размяк и решился что-то купить? Но хотя книги сами по себе и не составляют полку, они порождают новые книги.
Как говорил Джордж Оруэлл, «люди пишут те книги, которые не могут найти в библиотеке»
[435]. Но чтобы написать книгу и поставить ее на полку, нужно сначала снять с полки другие книги, написанные для того, чтобы мы их читали. Время от времени их нужно открывать, и тогда из окон на них летит пыль и грязь; на них капают пот и слезы, которые проливаются, когда мы с трудом вспахиваем словесные поля. Иногда, когда уже не хватает пальцев, нам приходится закладывать страницы травинками, цветками, ручками и карандашами. Книги нужно листать, страницу за страницей, вперед и назад, иногда неистово, — чтобы разыскать информацию о том, как обстояли, обстоят и будут обстоять дела в мире. Несмотря на все свое благонравие, де Бери понимал — и счастье, что понимают и нынешние библиотекари, — что книга, в конце концов, создана для того, чтобы ее читали. Подозреваю, что если бы де Бери пришлось выбирать, он предпочел бы, чтобы книгу пачкали, чем чтобы ее никогда не снимали с полки. Ведь он, помимо прочего, написал и такое:
