6. К тому же надо сказать, что умозрительное богопознание, если оно действительно претендует на основательность и истинность, должно проистекать (точно так же, как и познание Бога, необходимое для спасения) из некоего, по большей части экстраординарного, внутреннего просвещения, откровения и созерцания Бога. Таким созерцанием никто не может обладать по собственному усмотрению; никто не может достичь его посредством своих духовных усилий или размышлений, но даёт его только Сам Бог, кому Он хочет, по Своему особому попечению о душах человеческих. И число таких богословов на земле чрезвычайно мало.
7. Что касается определённого наименования душевных сил, их различения и т. п., то и здесь нет необходимости иметь о том совершенные и точнейшие понятия. Величайшие святые часто такими понятиями не обладали, а величайшие философы, с какой бы скрупулёзностью они ни вдавались в исследования этих предметов, понимали суть дела ещё меньше. Спросите, к примеру, какого-нибудь философа мира сего, что такое «внутренний человек», «чистое разумение», «основание души», «глубина сердца» и тому подобное. Да он только посмеётся над этим и скажет, что Вы произносите бессмысленные термины, которыми оперировали всякие безграмотные мистики, – а между тем всё названное является высшими и благороднейшими силами нашей души. Те, которые говорят об этом, хорошо знают, что всё это означает; но без просвещения от Бога и без опыта узнать это невозможно.
8. Есть, конечно, книги, написанные об этом из состояния божественного просвещения с достаточным пониманием предмета. Но всё равно для нас лучше, если мы приуготовимся – и дадим Святому Духу приуготовить себя – к тому, чтобы самим быть причастниками этого божественного просвещения и чрез него научаться познавать свою падшесть, Божию благодать во Христе, чудное действование сей благодати в нас и внутреннее приобщение к ней, нежели рассеивать себя всевозможными образами и смутными представлениями, преждевременно вычитанными из таких книг.
9. Разумение всего этого приходит с годами; я полагаю, что достаточно для нас, чтобы мы, как новорождённые младенцы, жаждуще приникали к чистому молоку – полноте благодати во Иисусе Христе, и возрастали в Нём (1 Петр. 2, 2); тогда всё остальное последует само собой. Такие младенцы Христовы разумеют всё наилучшим образом, и не учась этому когда-либо. Я знаю многих благочестивых людей, которые вряд ли могли бы описать Вам, как действует их ум, но в которых я, несмотря на это, вижу точное понимание, как им следует, а как не следует поступать в том или ином случае.
10. Когда чадо благодати слышит или читает обращённую к нему заповедь: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею (Мк. 12, 30), то он не ломает долго голову над тем, чтобы дать точное описание и составить исчерпывающее понятие о каждом в отдельности термине «сердце», «душа», «разумение», «крепость»; но уразумевает прежде всего то, что всё поименованное вкупе должно всецело принадлежать Богу. Поэтому ему нет необходимости идти длинным и кружным путём выяснения, что да как; а нужно ему только отстранить свою любовь от всего, что не есть Бог и Божие, и, как бы собрав все силы души воедино, безоговорочно предать их Богу. И я бы сказал, что при таком образе действий чадо благодати поступает стократ более разумно, чем тот, кто проводит целые часы за исследованием, что каждое из этих слов означает в отдельности, прежде чем ему приступить к самому делу предания себя Богу и возлюбления Его, – если только он вообще приступит к нему, а не отступит в процессе уяснения, что такое сердце, от своего собственного сердца так далеко, что, вероятно, уже и не сможет увидеть его в себе, дабы предать его Богу. Я говорю это отнюдь не из намерения совсем отвергнуть всякое объяснение терминов Писания, но ради предостережения от того, чтобы давать голове слишком много, а сердцу слишком мало. Жаль, когда ходят чересчур уж большими обходными путями, ибо жизнь наша кратка, и время её дорого.
Так и в Библии гораздо большее внимание уделяется изображению поведения человека – каков этот человек, и что доброго и злого в нём есть, нежели описанию его природы – сколько в нём действует сил души, какие наименования и свойства эти силы имеют и т. д., так как первое несравненно важнее, чем второе.
11. Как в моральном отношении люди делятся на две части – на добрых и злых, так и человек, рассматриваемый в отношении его природы и сущности, имеет две части. Высшая, благороднейшая часть человека именуется в Писании «духом», «сердцем», «душой», «разумением», «совестью», «внутренним человеком», «духовным человеком», «сокровенным сердца человеком»; и эти слова означают, в общем, одно и то же. Если же, например, с той или иной целью нужно различить дух и душу, то само собой понятно, что тогда «духом» будет именоваться наивысшая, благороднейшая, а «душой» – менее (сравнительно с духом) благородная часть человека
[125]. Можно было бы всё это подробно расписать, если бы это было необходимо; но поскольку этим занимались уже многие просвещённые люди, и никому из них так и не удалось составить строгие понятия о том, как именно различаются дух и душа, прежде чем разделит их действие живого слова Божия (Евр. 4, 12), – то и я прерываю это рассуждение.
Вторая часть человека именуется «внешним человеком», «природным человеком», «телом с членами его», «плотью», «плотью и кровью», «мудрованием» и «помыслами» (то есть плотским умом и рассудком), и т. д.; всё это связано одно с другим, и понимается под всем этим, как правило, одно и то же.
12. Рассудок, без сомнения, очень обидится на меня, что я поставил его на столь низкое место, в то время как он привык председательствовать во всех делах людских. Но потерпите, друг мой, сейчас я изъясню Вам его подлинное положение согласно самому делу и руководствуясь тем, что говорит о нём Писание.
Вы спросите меня: где же в Писании говорится о рассудке? Действительно, слово «рассудок» встречается в Библии едва ли не единственный раз, и то в качестве обиходного выражения
[126]. И само это молчание Духа Божия в Писании даёт нам весомое предположение, что в духовных вещах рассудок не должен высоко почитаться, и от него нельзя требовать той службы, какая обыкновенно от него ожидается. Он в лучшем случае должен быть поставлен в чин гаваонитов, занятых лишь тем, чтобы рубить дрова и черпать воду, речам которых никак нельзя неосторожно верить прежде, нежели вопросишь Господа (Нав. 9, 3–21).
13. Но хотя Библия не говорит о рассудке как таковом, само его дело достаточно показано в ней – и именно таким образом, что вряд ли можно проникнуться к нему почтением. Человеческому уму лишь только кажется правильным то или иное, и мы не должны ничего делать, следуя этой кажимости (Втор. 12, 8); на него нельзя полагаться (Притч. 3, 5). Он изображается как некая твердыня замыслов (то есть умствований, рассудочных рассуждений), которые должно разрушать и ниспровергать; как превозношение, восстающее против познания Божия (уже отсюда видно, что рассудок не может дать нам правое познание Бога); как всякое помышление, которое надлежит пленять в послушание Христу (2 Кор. 10, 4–5). Человеческий ум есть плоть и кровь, с которыми не следует держать совет (Гал. 1, 16); желание плоти и помыслов, по которым живут чада гнева (Еф. 2, 3); помышления в делах лукавых
[127], отчуждающие нас от Бога и делающие нас врагами Ему (Кол. 1, 21). Кратко сказать, человеческое умствование есть мудрость мира сего, которую Бог обращает в безумие (1 Кор. 1, 20–21), мудрость земная (Иак. 3, 15), природный человек, который не принимает и не может разуметь того, что от Духа Божия, ибо он почитает это безумием (1 Кор. 2, 14).