34. Чтобы вкратце перечислить всё, касающееся недолжного применения ума, мне нужно сказать ещё и то, что выводы и заключения рассудка, будучи сами по себе, как правило, вполне верными, по своей цели и по своему употреблению чаще всего оборачиваются ложью. И в этом заключается величайшее повреждение и неправильность человеческого ума, – именно, что из-за очевидного расположения к плоти и крови и связи с ними ум во всём, и причём самым тонким, скрытым и обольстительно хитрым образом, отстаивает их интересы, защищает их первенство и во всех своих действованиях благодетельствует им. Вся работа, все выводы природного ума направлены только на то, чтобы узкий путь сделать широким (Мф. 7, 13) и чтобы падшая природа жила в полной своей силе. Поэтому рассудок охотнее всего занимает себя такими умозаключениями, и наиболее расположен принимать такие точки зрения, которые, как ему представляется, дают свободу природе, и исходит в основе своей из самой настоящей ненависти ко всякой истине Божией и всему, что противоположно плоти и крови. По этой причине он тщится всеми способами, как для себя, так и для других, ослабить силу сих истин и возбудить к ним неприязнь.
35. Возьмём человека, который сталкивается с необходимостью так или иначе исполнить заповедь о последовании Богу. Что происходит в нём прежде всего? Он обращается к своему лукавому уму и тайно вопрошает его, что посоветуют здесь плоть и кровь (Гал. 1, 16) – не выйдет ли из этого последования Богу для него вреда, ущерба, неприятностей и неудобств; не ударит ли он в грязь лицом, и что скажет тот или иной важный для него человек; и нет ли хоть какой возможности изыскать в этой ситуации чего-либо благоприятного для него и его самолюбия. Если последнее находится, тогда исполнение заповеди представляется ему приемлемым. Если же ничего благоприятного для плоти и крови не усматривается, и человек убеждается, что его дело последования Богу будет противоречить им, то падший ум немедленно возьмётся всесторонне обдумывать, нельзя ли найти какое-нибудь иное средство или иной путь, чтобы обойти такую неприятность. И здесь рассудок, как самый ловкий и искушённый адвокат, приложит все усилия, дабы предложить плоти и крови свою верную службу, изобретая всевозможные увёртки и самые превратные толкования слова Божия, только чтобы не последовать точнейшему и яснейшему Божию указанию. «Неужели, – говорит ум-змий, – Бог сказал именно так? (Быт. 3, 1). Нет же, это надо понимать таким-то и таким-то образом; конечно, намерение у Бога было совсем другое», и т. д. При этом в сердце человека невозможно до конца заглушить разумение, что́ Бог требует от него, и что́ Ему угодно – если только как следует разобрать самооправдательные умствования и уловки рассудка и отвергнуть их. Если же человек последует им, то они продолжатся до тех пор, пока рассудок не вынесет решение, удовлетворяющее плоть и кровь, – или под тем предлогом, что исполнение заповеди невозможно (хотя человек ни разу и не пробовал того) или противоречит разуму (ибо падший ум считает всё, что ущемляет плоть и кровь, безумным и глупым), или из какого-то безрассудного страха, что его сочтут святошей и ханжой, или я не знаю ещё из каких опасений. На самом же деле человек тайно страшится только одного – что его падшая природа может потерпеть ущерб, что ей грозит умерщвление и т. п. В результате бедная совесть, подавляемая всеми этими лукавыми измышлениями, связывается молчанием, которое обеспечивается главным образом тем, что наш лукавый адвокат, падший ум, подтверждает свои доводы разными местами Писания, выворачивая их наизнанку по своему усмотрению и желанию, – либо представляя человеку пример того или иного почитаемого подвижника, который, может быть, так же, как и он сам, ничего не понимает в христианстве. О! не уместно ли тут воскликнуть: Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых! (Пс. 1, 1) – своих нечестивых помыслов, восстающих против послушания Христу (2 Кор. 10, 5). Если бы человек изложил их на бумаге, тогда он мог бы легко обнаружить обман; но величайшая беда заключается в том, что бесчисленное множество таких помыслов (и часто под видом великой премудрости и святости) для человека проходят столь сокровенно, что он сам этого не замечает – да и не хочет замечать.
36. Здесь ещё нужно упомянуть вот что: даже верующие души, даже уже имеющие опыт внутренней жизни, часто дают слишком много места своему уму – правда, очень тонким, почти незаметным образом. Тем самым в большей или меньшей степени они препятствуют действию Божию в себе и ввергают себя в многоразличные сложности, запутанности и страхи, думая при этом, что поступают правильно. Это тонкое и незаметное действие падшего ума проявляется в том, что верующие души излишне много и с крайней скрупулёзностью рассматривают и анализируют свои помыслы, слова и дела: как и что ими сделано? доделано ли, как надо? а может быть, лучше было сделать так? а не осудил ли или не осудит меня кто? а не смутится ли тот или этот? а что из этого может последовать? и т. д., – и потом подчиняют себя и свои дела этому зыбкому и сомнительному свету и суждению рассудка, а то и вовсе само- или человекоугодию. Часто человек ничего этого совсем не видит и считает, что исходит из самых что ни на есть христианских побуждений, – но только в качестве плода обретает не праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14, 17), а великое разорение, беспокойство и безотрадность, и, давая действовать своему лукавому оку (Мф. 6, 23), наполняет душу множеством путаных и бестолковых движений.
37. От всего этого наилучшим образом избавляет то, когда человек стремится чисто пребывать в своём сердце, обращая око ума вовнутрь и взирая только на Господа и на Его волю, в таком настроении, как будто в мире есть только один я и Бог, Которому мне надлежит благоугождать. Если око наше пребудет таким образом чисто, то и всё тело наше, то есть всё наше внешнее, само собой будет светлым и правильным (Мф. 6, 22).
38. Также и в том, когда верующая душа излишне занимается собой, своими немощами, своей падшестью и бессилием, и тем ослабляет себя и препятствует себе верно следовать Господу, исполняя по мере своих возможностей заповеди Его и совершенно полагаясь на Его благость, – проявляется неправильное действование нашего падшего ума. Не ум, но вера должна быть здесь нашим путеводителем. Вера взирает единственно на Бога во Христе Иисусе и всецело уповает на Него, в полной уверенности, что она всё может в укрепляющем её Иисусе (Фил. 4, 13). Человек, живущий верой, полагает основание не в себе самом. А если «застревать» в себе, то мы только и будем всё вглядываться и вглядываться умом в нашу падшесть и всё более и более становиться никуда не годными. Применять такое же скрупулёзное рассматривание наших добродетелей будет ещё большим злом. Итак, нам надлежит стремиться отвергать и забывать себя (Мф. 16, 24), дабы взирать верою только на Бога, Который и производит в нас все добродетели (Фил. 2, 13) и спасает нас от нашего падения.
39. Ещё одно недолжное действование ума в духовных вещах заключается в некоей особой пытливости, когда верующая душа хочет постоянно и с абсолютной точностью видеть и испытывать, действует ли, и каким именно образом действует в ней Бог в данный момент. Душа желает подтверждения и чувства, что в духовном отношении всё у неё идёт хорошо, и что так же будет и впредь; она рассматривает, прибавилось ли в ней, и насколько прибавилось, Божией благодати и т. д. Но через это по большей части прибавляется только неверие или усиливается самолюбие. Стократ лучше, когда душа всецело предаёт себя Богу в вере и, по благодати Его, верно следует Ему, думая лишь о том, чтобы пребывать в присутствии Его и прилепляться Ему. Ибо несомненно, что тот, кто хочет всё в себе видеть и составить обо всех «как и что» точные понятия, никогда не продвинется далеко. Божии пути становятся тем непонятнее, чем более человек приближается к Богу. Конечно, Бог снисходит к нашей немощи и соразмеряется с ней; но нужно же, наконец, учиться предавать себя Богу и отвергаться себя! Блаженны не видящие, и верующие (Ин. 20, 29).
