24. И именно это есть неложный путь к истинной мистике, или внутренней христианской жизни, в чём мистика, собственно, и заключается.
Пребывая Вашим братом во Христе,
Трактат VII
Видимость и суть, пустой облик и подлинная сила благочестия, или служения богу
Они имеют вид (облик) благочестия,
силы же его отреклись.
(2 Тим. 3, 5)
Видимость и сущность благочестия
1. Поскольку у меня просят отзыва на присланное мне сочинение, то я отвечу кратко: всё, что не имеет своим источником и основанием внутреннюю жизнь и Самого Бога во Христе, должно именоваться только видимостью, и никак не сутью, или существом, служения Богу. – Из этого общего положения уже легко вывести всё прочее, что я могу сказать о данном предмете.
I
2. Во-первых, если в речах, делах, внешнем поведении и т. д. мы выставляем себя пред другими людьми иными, чем мы есть на самом деле (или чем хотим быть), как бы тонко и скрытно это ни происходило, то мы уклоняемся от простоты во Христе (2 Кор. 11, 3). Такой образ жизни есть ложь, а не истина, или, говоря иначе, искусственность и притворство; видимость, а не суть, мерзость в очах Господа (Лк. 16, 15).
3. Не только то худо, когда мы представляем себя лучшими, чем мы есть. Не меньшим, а может быть, и гораздо большим злом и суетой является такой вид честолюбия, когда человек в словах, облике или каким-либо иным образом преувеличенно и притворно выставляет себя хуже, беднее и несчастнее, чем он есть на самом деле (или и сам в это искренне верит).
4. Выше я намеренно употребил выражение «чем мы есть на самом деле, или чем хотим быть». Допустим, что человек зол, горд, гневлив, высокомерен и т. д., но от всего сердца стремится иметь противоположные сему добродетели. В силу этого он, по требованиям Закона Божия и своей совести, противостоит своим злым качествам и подавляет их, дабы они не прорывались наружу. И когда он так поступает, он не лицемерит и не притворяется (как раз он лицемерил бы, если бы, в то время как его сердце стремится к добру, а не к злу, он давал бы этим худым качествам проявляться). Однако если человек, подавляя в себе худое (например, гнев), по причине этого уверяет себя, что он уже сущностно обладает добродетелью кротости, или выставляет себя пред другими как образец кротости и смирения, – то он обманывает себя, имея видимость, но не суть, обличие, но не сущность сей добродетели.
5. О Господи! как глубоко вошли в падших людей лицемерие, притворство и желание делать вид! И как плохо мы видим сей порок в себе самих! Из-за непроглядной душевной тьмы и внутренней запутанности мы не замечаем, что у нас в сердце, ибо мы мало пребываем в себе самих, и ещё меньше – в Тебе… Научи же меня, Боже, Ты, Который столь близок мне как совне, так и внутри, чтобы всегда ходить мне пред очами Твоими в чистом свете Твоей истины, дабы я на всех своих жизненных путях действовал с Христовой простотой!
II
6. Во-вторых, из нашего основного положения (§ 1) следует, что всякая деятельность, направленная на служение Богу, которая не имеет своим корнем и основанием истинное благоговение сердца и поклонение Богу в духе и истине (Ин. 4, 24), является не чем иным, как только видимостью, маской, личиной служения Богу, но вовсе не его сущностью и сутью.
7. Здесь нужно отметить и то, что излишнее принятие на себя внешних благочестивых занятий не приносит пользы, особенно для душ, внутренне жительствующих в духе, – потому что из-за этого легко ослабляется благоговение и утомляются внутренние силы. Учитывая сие, душа должна тем не менее стараться, чтобы те немногие и соразмерные со своим состоянием занятия этого рода, какие она имеет, она исполняла с тем большим благоговением и вниманием.
8. Впрочем, если в любом нашем внешнем служении Богу наличествует искреннее сердечное благоговение, тогда наши дела отнюдь не будут пустой и суетной видимостью, но будут угодны Ему, по мере нашего внутреннего состояния – особенно если мы ещё не достигли подлинного и всецелого поклонения Богу в духе и истине, ибо это не состоит во власти человека.
III
9. В-третьих, из первоначального нашего тезиса вытекает следующее. Всякий свет познания Бога и божественных истин, который мы получили совне чрез то или иное посредство; или до которого мы сами дошли деятельностью нашего ума; или, если мы, восприняв от Бога в сердце и внутреннем разумении некий сущностный свет истины, передали его затем воображению и рассудку и от них составили себе те или иные представления, вывели из них следствия и заключения и достигли благодаря этим своим усилиям некоторое умножение познания (пусть это даже касалось бы духовнейших и внутреннейших путей христианства), – весь этот свет познания (каким бы он ни казался нам подлинным, прекрасным, воодушевительным и глубоким) на самом деле есть только облик, но не суть истины; некая искусственная вещь, дело наших рук, образное представление, к которому наше самолюбие склоняется порой больше, нежели к самому предмету. В лучшем случае это есть спекулятивная (рассудочная) истина – когда полученное нами сущностное познание отражается и предстаёт в зеркале воображения, и таким образом мы рассматриваем некий прекрасный предмет в зеркале, видим его отображение, но не его самого.
10. Сказанным я вовсе не хочу отвергнуть все внешние средства и достигаемое ими доброе познание, если всё таковое употребляется должным образом и в подобающее время, ибо так можно далеко зайти. Я лишь указываю на то, что между средством и целью, между отображением и сущностью наличествует значительная разница. Образ может представить нам сущность, или предмет, и побудить нас к тому, чтобы мы возлюбили его; средство может привести нас к цели, и без первого мы, может быть, никогда не дошли бы до последней. Пользоваться всем этим в своё время, в должном порядке и надлежащей мере – весьма полезно и похвально. Но останавливаться на этом и считать, что мы уже получили саму суть и достигли самой цели – это будет крайне неразумно и вредно.
11. Спекулятивное, или рассудочное познание является предметом нашего ума (или деятельного разумения). Есть различные виды такого познания, сообразно состоянию, в котором находится душа. Сущностное же и созерцательное познание есть предмет нашего чистого, или приимательного разумения
[235]. Познание истины, происходящее от размышления – это более или менее напряжённая, трудная, охватывающая только те или иные частности деятельность ума, или рассудка (Actus reflexus); это познание никогда не имеет пред глазами сущностной истины, но лишь образ истины, как в зеркале. Созерцательное же познание – очень лёгкое, видящее всё непосредственно и прямо, в высшей степени простое дело внутреннего разумения, если только можно назвать делом (Actum) то, когда наше око видит и воспринимает свет. Кто имеет такое созерцательное познание, тот объемлет суть истины, по мере своего просвещения и благодати.
