VI
18. В-шестых, если всё то, что именуется «внутренней жизнью» (внутреннее благоговение, молитва и т. п.), не имеет в основе своей Духа Христова и подлинного отвержения себя самого и всего, что не есть Бог и Божие, а совершается нами только собственными усилиями и напряжением наших мыслей и чувств, – то всё таковое не есть сущность внутренней жизни, но пустой её облик и видимость, самообман и ложная «чистота сердца».
19. Вся тайна, вся суть истинной внутренней жизни заключается в одном – чтобы человек жил с Богом и пред Богом. Но это невозможно никому, кто не умрёт для самого себя и для мира сего. Прекрасно, когда человек, стремящийся к внутренней жизни, обуздывает и усмиряет свои чувства, не даёт своим мыслям (и прежде всего сердечным помыслам) рассеиваться и бродить по бесполезным вещам, время от времени удаляется в некое святое уединение пред Богом и старается во всём жить воздержно и строго. Однако нужно хорошо понимать, что благодаря одним таким действиям он никогда не станет внутренним человеком. Для этого прежде всего необходимо, с Божией помощью и Его силой, отвратить своё сердце, радость, желание и любовь от всего сотворённого и обратить их к Богу, безоговорочно и всецело предать свою волю в Его руки и в простоте искать во всём только того, чтобы устремляться к Богу и не отводить от Него взор. Всякий раз, когда человек искренне подвизается войти в такое состояние духа, ожидая при этом действия Божия, сущностно и на деле вводящего его в оное, – то это подвизание должно заключаться во внутрь-собирании, вне которого принуждать себя к благоговению и т. п. действием головы и силой напряжения своих помыслов будет и бесполезно, и вредно. Голова и всё прочее в своё время сами и без всяких усилий пойдут правильным путём, если только сердце и любовь будут предшествовать им.
20. Я не хочу сказать, что душа может обрести внутреннюю жизнь не прежде, чем она наперёд в совершенстве отречётся от себя и умрёт самой себе и всем вещам. Напротив – вышеупомянутое внутреннее обращение к Богу и пребывание с Ним является наилучшим и, пожалуй, даже единственным средством для действительного духовного отрешения и умирания. Я лишь говорю, что душа так или иначе должна всей своей волей, всем своим существом искренне отстраняться от всего, что не есть Бог и Божие, дабы обратиться к Нему и войти в Него в своём сердце. Кто подвизается в этом, тот безопасен от всякого обольщения; и, внешне не делая ничего, он делает очень многое, пребывая с Богом таким образом.
VII
21. В-седьмых, из нашего общего начального положения вытекает то, что если мы в своём внутреннем делании не представляем себя Богу со всей открытостью и честностью, предавая себя Ему в крайней, детской простоте и смирении, но неким образом тщимся предстать пред Ним иными, чем мы есть на самом деле и чем мы хотим быть, – то тогда мы обманываем себя, и всё наше делание в таком случае есть искусственная видимость, но не истина, личина, но не суть.
22. Я имею здесь в виду не только всех явных лицемеров, кои, притворяясь народом Божиим, приближаются к Нему устами своими, сердце же их далеко отстоит от Него (Мф. 15, 8). И среди благочестивых христиан нередко встречается некое тонкое двоедушие, когда в молитве и внутреннем делании они не с предельной честностью открывают пред Богом глубины своих сердец, но пытаются прикрыть свою наготу каким-нибудь фиговым листочком. Ах, чрез сколько нужно человеку пройти, чтобы он поистине захотел обнажить себя пред Богом! Даже и самые искренние души могут иногда неосознанно (а на деле – по недостатку внимания к сему) представлять Богу в молитве не то, что в них есть и что они видят в себе, или поворачиваться к Нему как бы иной стороной, иными состояниями сердца, чем теми, в которых они пребывают в действительности. Нередко это происходит от так называемого «доброго мнения», когда человек ведёт себя с Богом так же, как с подобным себе человеком. Чтобы произвести на кого-либо хорошее впечатление, мы обращаемся к нему с теми словами, которые ему любезны, а не с иными; или являемся к нему в гости в том платье, которое ему приятнее видеть, а не в ином. Так и с Богом – в одно время душа неосознанно предстаёт пред Ним в одежде некоей добродетели или делания благочестия; в другой раз она хочет быть пред Ним совсем умаленной и нищей; в третий – явить Ему свою великую печаль и самоуничижение, и т. д. Если в такие состояния вводит нас благодать, то это хорошо. Но если мы хотим, чтобы это было нашим собственным деланием, а не чаянием действования Божия, то всё таковое будет подделкой, искусственной видимостью, а не сутью.
23. Чтобы открыть и исправить в себе эту ошибку и недостаток, не нужно – наоборот, это будет чрезвычайно вредно! – всё время скрупулёзно и боязливо копаться в себе, как бы рассматривая под увеличительным стеклом все и каждые свои внутренние движения. Нужно спокойно, без всякого опасения и траты на это сил, отставить такую скрупулёзность в сторону, а всё внимание обращать на то, чтобы в своём внутреннем делании не слишком действовать от самих себя, но больше взирать на Бога и больше думать о Нём, нежели о себе и своих делах; главным же образом на то, чтобы держать себя пред Богом совсем просто, безыскусно и чисто, такими, какие мы есть, и какими нас формирует и поставляет пред Собою Сам Бог.
24. О Боже! и как возможно, чтобы разумное создание, а наипаче верующая душа, представляла себя пред Твоими всевидящими очами не такой, какая она есть? Кто бы мог поверить сему – если бы сей печальный опыт не был столь широко распространён? Ах, злосчастная деятельность, предпринимаемая по падшести и самости, которая и ищущих со всей искренностью Бога душ заводит на такие пути, на коих они не могут и увидеть безумие всех этих искусственных и само-сочинённых вещей! Господи, избави от сего всех нас, и меня; озари нас ясным Твоим светом и Твоими праведными судами избави нас от всей этой тьмы и фальши наших сердец! Свяжи руки и ноги этого нашего падшего действования, рассеки нас до самых основ обоюдоострым мечом Твоего животворящего слова (Евр. 4, 12) и яви все внутреннейшие глубины наших душ открытыми и неприкровенными пред всеисцеляющим светом лица Твоего! Соделай нас тихими и невинными детьми пред Тобою; Сам придавай нам на всякое время ту форму и тот образ, в каких Ты хочешь видеть нас, доколе мы, восходя от славы в славу, всецело не уподобимся Тебе и не преобразимся в Твой истинный образ чрез Духа Твоего (2 Кор. 3, 18)! Аминь.
VIII
25. В-восьмых, если мы видим некое добро в других; или если мы читаем, слышим или каким-либо иным образом узнаём о том или ином добром свойстве или состоянии внутренней жизни, и на основании этого познания сами, без Божьего руководства и Его благодати, силимся усвоить себе такие состояния, проникнуть в них и как бы утвердить себя в них до того, как Сам Бог введёт нас в оные, – то мы будем иметь не истину и не суть сих благих состояний и свойств, но только их вид и облик.
26. Образ всего того, что человек с великим благоговением и горячим желанием воспринимает чрез видение, слышание, чтение и размышление, с силой запечатлевается в его сердце. Образ, говорю я, – но не суть (если только одновременно вера, как внутренне-алчущее стремление духа, не объемлет саму сущность предмета). Отсюда происходит то, что душа, много и охотно обращающаяся между благочестивыми христианами, нередко неосознанно перенимает обороты их речи, действия, мнения и привычки – которые чаще всего вовсе не плохи; но в любом случае всё сие будет лишь наружно-воспринятым, искусственным обликом, если только душа вместе с внешним выражением добрых свойств не усваивает себе их суть.
