У профессора на коленях лежал дорожный секретер, заваленный бухгалтерскими и счетными книгами, и я сразу заметила, что красных чернил везде гораздо больше, чем черных. Отто с закрытыми глазами наигрывал мелодию на своем аккордеоне.
– Да, благодарю. Я только хотела узнать, не уделите ли вы мне минутку, чтобы обсудить номер, с которым мы со Стокером будем выступать, – начала я.
Профессор улыбнулся мне загадочной улыбкой.
– Ну конечно! Он будет выступать вместо Ризолло, нашего метателя ножей.
– Метателя ножей?! – спросила я, и мой голос вдруг сорвался на писк.
– Да, именно. Стокер еще ребенком освоил это искусство. Смею надеяться, что сейчас он с легкостью все вспомнит, – беззаботно заметил профессор.
– Плохо же мне придется, если нет, – пробормотала я.
Он откинул голову назад и громко рассмеялся.
– Как очаровательно вы дополняете нашу маленькую семью. Неужели вы не знали, что ваш муж – эксперт в метательном искусстве?
– Нет, ничего не знала, – признала я. – Мы не так давно знакомы. Можно даже сказать, что нам еще очень многое предстоит узнать друг о друге.
«И это абсолютная правда», – с облегчением подумала я. Мне также удалось скромно опустить голову, как это, наверное, должна была сделать приличная молодая жена.
Профессор похлопал меня по руке.
– Не тревожьтесь, дорогая. Стокер – один из лучших, кого я встречал. Он оттачивал свои навыки в Южной Америке и там же добавил несколько новых к своему прежнему репертуару, – сказал он, теперь уже прямо-таки с кошачьей улыбкой. – Он один из самых опасных людей, кого я знаю.
Он придал своему лицу нарочито грустное выражение.
– Во всяком случае, был до печального инцидента, как вы понимаете. Надеюсь, потеря глаза не повлияла на его меткость. Его шрамы были еще свежи, когда мы виделись с ним в последний раз. Скажите, левый глаз еще как-то видит или он его совсем лишился?
Он подался вперед, будто с жадностью ожидая услышать что-то неприятное о мистере Стокере. Весь этот разговор показался мне странным. Меня не покидало ощущение, что мы фехтуем, но при этом только один из нас вооружен. Его неприязнь к мистеру Стокеру, казалось, можно было пощупать, и мне опять вспомнились суровый Колоссо и его угрозы накануне ночью.
Я решила, что лучше ответить начистоту.
– Он прекрасно видит, но иногда устает, и тогда зрение ухудшается.
Тонкие серебряные брови сдвинулись, будто бы от беспокойства, которое, как я чувствовала, было лишь напускным.
– Ну ладно, мы должны предполагать худшее, но надеяться на лучшее, не правда ли? Таков мой девиз.
– Да, это очень верно, – вяло заметила я.
– Дорогая, вы так бледны. Неужели вы боитесь выступать ассистентом у мужа? Но я правда не могу позволить ему взять никого из моих актеров: вдруг он окажется не столь метким, как сам заявляет? – заметил он. – Но не сомневайтесь: любовь направит его руку! Он не заденет и волоса на голове своей любимой, – закончил он с театральным взмахом руки.
Я кисло улыбнулась в ответ.
– Любовь. Да, конечно. Нужно верить, что его любовь защитит меня.
Профессор кивнул.
– Ах, дорогая, как вам повезло! Ни мне, ни Отто не досталось этой участи.
Отто встрепенулся и сыграл отрывок из заупокойного песнопения.
– Хватит! – прервал его профессор. – Извините, моя дорогая. У Отто странное чувство юмора.
– Вовсе нет, – ответила я.
– Но нам очень нравится слушать истории любви других людей, – с напускной вежливостью продолжил профессор. – Как вы познакомились с нашим дорогим Стокером?
Я оказалась не готова к такому вопросу, но всегда была уверена, что уж если приходится врать, то лучше не придумывать ничего сложного и стараться не очень отходить от истины.
– Нас познакомил общий друг. Он решил, что мы сойдемся на почве интереса к естественной истории.
– О да! Достижения Стокера в этой сфере мне хорошо знакомы, – заметил он, скривив губы.
– В самом деле?
Профессор махнул рукой.
– Он продемонстрировал нам множество своих умений, когда был здесь в прошлый раз.
Я ждала, что он скажет что-то еще, но он замолчал, и мелодия Отто сменилась чем-то очень задумчивым.
– Мне очень нравится ваша музыка, – искренне сказала я ему. Отто поднял на меня глаза. Выражение его лица не изменилось, но он начал играть странную мелодию, которой приветствовал меня вначале, но на этот раз вплетал в нее какие-то дополнительные мотивы в духе Моцарта.
– Как это вычурно, – сухо заметил профессор.
– Какая прекрасная мелодия. Как жаль, что я далека от музыки. Что это за произведение?
Профессор пожал плечами.
– Все – его собственного сочинения; а это мелодия, описывающая, на его взгляд, ваш образ.
– Мой образ? Как это необычно.
– Ничего необычного. Отто сочиняет такие небольшие мелодии для всех, кто путешествует с нами. Это его способ общения с окружающими.
– Тогда спасибо вам, Отто, – сказала я. Он не ответил, а лишь начал эту мелодию сначала, на этот раз исполняя ее в духе военного марша.
– Это значит, он хочет, чтобы вы ушли. Здесь нет ничего личного, что вы! – попытался уверить меня профессор с дежурной улыбкой на лице. – Просто он быстро устает и не любит моей болтовни. Если вы уйдете, мне не с кем будет говорить, и он сможет подремать. Временами мне кажется, что я сросся с комнатной собачкой.
Я уже встала, но тут на мое запястье легла ухоженная рука профессора.
– Дорогая, примите искренние пожелания успеха в сегодняшнем дебюте вашего небольшого представления. Будьте добры напомнить мужу о том, что я говорил вам прошлой ночью. Если он не справится, ему придется нас покинуть. Я не могу держать здесь рты, которые не могут содержать себя сами.
Он говорил это почти ласково, но я ясно различила злобный блеск в глубине его глаз.
Я вскинула голову.
– Тогда обещаю вам, что он справится. И я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ему помочь.
– Слова преданной жены, – заметил профессор, отпуская мою руку.
И я ушла под звуки мелодии Отто, доносившиеся до меня из-под опущенного полога шатра.
* * *
Только я вернулась в фургон и решила продолжить свои приключения вместе с Аркадией Браун, как ко мне ворвался Стокер: весь в мыльной пене, вода лилась с него ручьями, с волос тоже капало, а сам он был обмотан купальной простыней, будто тогой. Мокрый и запыхавшийся, он уставился на меня с изумлением, и я поняла, что всю дорогу от умывального шатра он пробежал.
