* * *
Мой обморок длился всего несколько секунд, и, очнувшись, я поняла, что все еще вишу на ремнях, а клинок по-прежнему прочно сидит у меня в руке.
Мистер Стокер уже подбежал ко мне и смотрел на меня с невыразимым ужасом.
– О господи, Вероника, лучше бы ты оставалась без сознания. Тебе не понравится то, что сейчас будет.
Из меня вырвался истерический смешок.
– Ну и вам – тоже, – заметила я.
Он сорвал с себя шейный платок и завязал на моей руке, туго затянув выше покачивающегося лезвия. Было очень больно, и я застонала, отчего его руки стали немного дрожать.
Но он быстро собрался и заговорил со спокойной уверенностью.
– Сейчас нужно вытащить нож. Когда он выйдет из руки, пойдет кровь, много крови. Постарайся не двигаться и не задерживай дыхание: от этого будет только больнее.
Я подчинилась, и он кивнул, пристально глядя мне в глаза. В нем не было неуверенности. Он схватился за нож и вынул его медленным, уверенным движением. Сразу хлынула кровь – красная полоса побежала по блестящему синему бархату моего костюма. Я слышала, как завизжала женщина, сама я даже не пошевелилась. Охая, толпа наседала на нас. Они не собирались уходить, наоборот, подходили все ближе, а Стокер кричал на них.
– Назад, будь вы прокляты! Ей нужен воздух. Назад, я сказал, иначе я вас всех разорву на куски!
Он высвободил меня из ремней и подхватил, прежде чем я сползла на землю. Я кивнула в сторону жгута у себя на руке.
– Слишком туго, – пробормотала я. – Больно.
– Лучше так, чем потерять много крови, – ответил он. Он поднял меня на руки, ласково, будто нес младенца, и встал. Он протолкнулся к выходу из шатра, пинаясь и ругаясь, а потом быстро донес меня до нашего фургона. Там он перевернул все вверх дном в поисках иголки, ниток и других необходимых ему вещей.
– Необязательно устраивать такой беспорядок, – сонно заметила я. – Мне же придется потом за вами убирать.
– Заткнись, – прорычал он. – Я не могу найти иголки. Почему, черт возьми, я не могу найти иголки?!
– Они у вас в руках, – с готовностью ответила я.
В этот момент колокольчики на двери зазвенели, и Леопольд просунул голову в фургон.
– Я пришел помочь. Саломея несет горячую воду, а Тилли кипятит чай. Я попросил сделать его очень сладким и добавить бренди. Чем я могу помочь?
Мистер Стокер продел нитку в иголку, и я заметила, как сильно он сжал губы.
– Может быть, вы зашьете рану? – с надеждой спросила я Леопольда. – Кажется, мистер Стокер немного расстроен.
– Я сам зашью, – не согласился мистер Стокер. – Лежи смирно.
Я снова потеряла сознание, провалившись в черноту, но боль не давала мне полностью отключиться. Я открыла глаза и увидела его с иглой в руке; испугавшись, я попыталась вырваться, и тогда он попросил Леопольда держать меня, пока он работает. К тому моменту я уже начала бредить, и мне запомнились лишь обрывки этой ночи: ужасная головная боль, поднимавшаяся все выше температура и мистер Стокер, насильно разжимающий мне зубы и вливающий в рот противное, но знакомое лекарство.
Но были и приятные воспоминания: холодный компресс на лбу и успокаивающее бормотание, когда я стонала и металась по постели. В какой-то момент мне показалось, что я на борту корабля, корабль плывет в открытом море, берега не видно, и мы качаемся на черных, страшных волнах моей боли, от которой никак не спастись. Я хотела в них утонуть, прыгнуть за борт и погрузиться на дно, но каждый раз, когда я делала шаг навстречу бушующим волнам, что-то звало меня обратно: ощущение, что у меня остались какие-то незаконченные дела. В конце концов я уснула, и море тоже наконец успокоилось.
Когда я пробудилась, голова все еще болела, но гораздо слабее, была лишь тянущая боль, а не острый нож в висках. Я пошевелилась и удивилась, почему моя рука онемела и болит, но потом увидела, что она забинтована, чисто и аккуратно, будто профессиональной медсестрой, и на меня волной накатили воспоминания о том, что случилось. В фургоне стоял полумрак, и я с облегчением выдохнула. Значит, припадок был коротким.
– Ты была без сознания два дня, – сообщил мне мистер Стокер. Я взглянула на маленькое кресло, на котором он примостился. Его глаза ввалились от усталости, вокруг них залегли серые тени.
– Ужасно выглядите, – заметила я.
– Ну, я все-таки выгляжу лучше, чем ты. Сможешь съесть супа? Там есть немного, на плите, а тебе нужно чем-то подкрепиться.
Я кивнула, он сразу засуетился и уже через минуту подошел ко мне с помятой оловянной кружкой и ложкой. Из кружки поднимался ароматный пар, и мой живот одобрительно заурчал.
– Это хороший знак.
Нежно, как мать-гусыня, он кормил меня с ложечки супом, пока кружка не опустела.
– Еще? – с надеждой спросила я.
– Пока хватит. Пусть эта порция уляжется, и, если она не попросится обратно, через час я дам тебе еще.
Я повернула голову к подоконнику и увидела, что моя банка пуста.
– А где мои бабочки? Vanessa и Gonepteryx? – спросила я.
– Я их отпустил. Они совсем поникли, и мне стало их жалко. Полежи спокойно.
Он потрогал мне лоб, а затем взял за руку. Пальцами измерив мне пульс на запястье, он откинулся назад с выражением удовлетворенности на лице.
– И давно у тебя малярия? – спросил он тоном светской беседы. Он, очевидно, был очень доволен тем, что поставил диагноз, и за это действительно заслуживал правды.
– Три года. А давно вы стали врачом? – Мне тоже хотелось немного правды.
Он улыбнулся мне очень приятной улыбкой, которая так ему шла, несмотря на усталость.
– Немного больше, чем три года назад. И, строго говоря, я не врач, я хирург. Как ты это поняла?
Я указала на его правую руку.
– Ваши татуировки. Змея, обвивающая посох Асклепия. Ни один человек, далекий от медицины, не стал бы мучиться ради такого изображения. А если прибавить сюда якорь на другой руке и китайского дракона на спине, я бы сказала, что когда-то вы были еще и моряком.
– Помощником хирурга на корабле военно-морского флота «Луна». В основном мы ходили в тропических морях, но я бывал почти во всех уголках света.
– Так вот почему вы распознали симптомы малярии.
– Я заметил пузырек с настойкой Варбурга, когда ты искала для меня масло календулы. Ну и горькая же штука. Чаще всего используется при тропических лихорадках, а самая распространенная тропическая лихорадка – малярия. Я пытался распознать в тебе ее симптомы с тех пор, как увидел этот пузырек.
– Ну, она не возвращалась почти целый год. Я очень надеялась, что распрощалась с ней. Настойку хранила просто на всякий случай.
– Жаль, что ты не приняла других мер предосторожности, – многозначительно заметил он.
